— Он не потерял сознание, он заснул, — доктор апатичен и собран, и это напоминает мне манеру речи Кирилла.
Со мной что-то серьёзно не так. Теперь я даже вижу его в других людях.
— С ним все будет в порядке? — спрашивает Виктор.
— Да. Его жизненные показатели почти пришли в норму, и у него нет инфекции.
Мне требуется вся моя сила, чтобы не прислониться к стене от благодарности и облегчения. Но я держу себя в руках.
— Нам нужно доставить его домой самолётом. Сейчас же.
— Я не рекомендую этого делать, — говорит доктор. — Это может усилить нагрузку на его рану. Лучше подождать по крайней мере сорок восемь часов...
— У нас нет даже одного часа, — я обрываю его тоном, не допускающим возражений. — У нас есть медицинская бригада, которая будет заботиться о нём во время полёта, так что я уверен, что с ним все будет в порядке. Виктор, ты все приготовил?
Человек-гора прищуривает глаза и смотрит на меня.
— Если это ещё одна из твоих игр, я клянусь, черт возьми…
— Речь идёт об обеспечении безопасности Босса. Мы с тобой, можем не ладить, но у нас с тобой общая миссия, — я смотрю на него, приподняв вверх подбородок. — Я прошу тебя отложить наши разногласия в сторону и сосредоточиться на этом. После того, как мы доберёмся до Нью-Йорка, ты сможешь делать все, что хочешь.
Он все ещё смотрит на меня с явным подозрением. Виктор никогда не доверял мне, и он не стеснялся высказывать это Кириллу, но я действительно надеюсь, что он видит, что мы здесь на одной волне.
Если мы столкнёмся, у нас не будет способа исправить эту ситуацию.
После почти полной минуты молчаливого созерцания он поворачивается к людям, которых привёл, и коротко приказывает им по-русски подготовить самолёт.
Однако я все ещё не вздыхаю с облегчением. Я не могу, пока Кирилл не окажется в безопасности за пределами России, вне досягаемости моего дяди.
Пусть даже временно.
Я на взводе.
Ощущение клаустрофобии, которое я испытывала с тех пор, как поднялась на холм, никуда не исчезло. Ни тогда, когда мы покидали русскую землю, ни тогда, когда приземлились в аэропорту, и даже не во время поездки к дому, на протяжении которой нас сопровождало большинство телохранителей Кирилла, включая Юрия и Максима.
Мне удаётся перевести дух только тогда, когда Кирилла поселяют в домашнюю клинику, и врач говорит, что ему нужен только покой, чтобы полностью выздороветь.
Анна плачет, увидев его. Карина бежит через весь сад, спотыкается и падает, но снова встаёт и когда добирается до его постели, начинает рыдать.
Юлия наблюдает за происходящим с порога со своим бесстрастным выражением лица, затем поворачивается и уходит. Как будто мужчина, борющийся за свою жизнь, не её плоть и кровь, не её старший ребёнок.
Как будто ей было все равно, что с ним случится. Черт возьми, она могла бы даже пожелать его смерти.
Константин, однако, подходит и обнимает свою сестру, пока та рыдает и зовёт Кирилла по имени.
Эта сцена роет все глубже и глубже, чёрную дыру в моей груди, пока мне не становится трудно дышать и оставаться рядом с ними.
Несмотря на то, что я не хочу выпускать Кирилла из виду, рядом с ним много людей, которые заботятся о нем.
И мне нужно выбраться отсюда. Сейчас же.
Я выскальзываю из заднего входа клиники и иду через боковой сад без какой-либо цели или назначения.
Когда я нахожусь далеко от всего этого хаоса, я прислоняюсь к дереву и закрываю глаза. Холодный ветерок проскальзывает сквозь барьер моей одежды и пробирает до костей. Я глубоко вдыхаю, но все ещё не могу нормально дышать.
Я постукиваю себя по груди, глядя на облачное небо сквозь листву дерева. Но чем дольше я стучу, тем труднее дышать.