А парнишка за баром все только очередной шот подставлял... какой по счету? Что-то не помню я...
Мне казалось, что дринка три, но, судя по вязнувшему в деталях вниманию, думается, гораздо больше.
Я оторвал взгляд от полной стопки и снова на собеседницу посмотрел. Почему-то смысла в ее речах я уже не улавливал, но вот мимика и жесты собеседницы как-то даже без слов были ясны...
Например, как она края моей рюмки касалась, а потом демонстративно слизывала с пальчика соль. А потом тонкая, изогнувшаяся в запястье рука, как бы невзначай вверх-вниз по флюте скользила. При этом форма бокала, с действием вкупе, направляли ассоциации вполне определенно... а капля конденсата, скользнувшая через ноготок, ассоциации те уже и закрепляла...
Короче, сколько б я не выпил и как бы ни окосел, но со всей очевидностью становилось понятным, что на данный момент меня соблазняют.
Я против?
Нет.
И в конец концов обнаглев, нетерпеливо выдал:
— Идем к тебе?
Надо ж понимать, что на такие игры да под пьянь, ни у какого мужика терпения надолго не хватит. Или в нумера... или пулей на променад, в надежде, что солнце уже зашло и по набережной гуляет прохладный ветер!
Нынче повезло, и собеседница возмущаться моей наглостью не стала, а лишь усмехнулась в ответ:
— Как скажешь... допей... — и указала мне на так и стоящий передо мной полный шот с текилой.
Допил. Мне не сложно.
— Бутылку шампанского в пятьсот восьмой, — кинула она бармену, потом взяла за руку меня и... мы пошли.
Надеюсь, в номера, а не прощального пендаля выхватывать на пороге отеля.
Но нет, от ресторанных дверей свернули не к входным, а в другую сторону.
В кабинке лифта мы оказались не одни, а потому, выйдя из него, стоило нам с Юляхой понять, что холл с коридором пусты, как мы будто с цепи сорвались!
Как добрались до номера — не помню. В дверь мы не вошли — ввалились. Так что такая малость, как звук защелкивающегося замка, прозвучал где-то на задворках восприятия. А вот на первом плане...
Податливое тело в руках, которое я пытаюсь все сразу объять, хотя, конечно, по факту просто припечатываю к стенке. От аромата духов дурею настолько, что в выгнутую шею хочется зубами вцепиться. И груди... одна, что вывалилась из ворота ко мне в ладонь сама, и вторая, которая все пряталась и не давалась.
Еще была бесконечная юбка, которую я все-таки задрал! И трусишки-веревочки, которых... о да-а... считай, и не было!
А потом зазвучала музыка — сначала бас повел едва слышно, следом вступил баритон, затем, не дергая нервы, бит дробной дрожью подполз...
В какой-то момент гитарки вжарили, ударные взбесились совсем, а там и Сержик запел... ну так — своеобразно, чисто в манере своей. И трусишки-веревочки под рукой моей треснули, крышу нахрен снесло — сбылась мечта идиота: синька, секес, «Система» — все вместе в нужный момент!
Но когда бесподобному хрипу Сержа душка Дарон жару поддал, льнувшее ко мне тело, вдруг напряглось и взбрыкнуло. И бывший сладкий голосок, забыв ворковать, грохнул так, что показалось, будто в две глотки вопящие армяне гораздо ласковей ложатся на слух:
— Ответь на телефон! Или выключи этот кошмар!
Колено ж чуть не по яйцам пришлось... и я сразу осознал как-то, что «Рагу» на неподготовленный вкус зашло весьма острым. Жаль... вот, так всегда — мечты мои вечно обламываются на полдороге...
Но, с перепугу протрезвев, быстро водрузил штанцы на место и безропотно полез за телефоном в карман.
На экране значилось: «тетя Наташа». Вот же! Че-ерт! Я ей всегда рад, конечно, но не в такой же момент! И в непонятках не нашел ничего лучше, как просто вырубить звук.
— Спасибо. Я в душ. А ты пока разберись с проблемой.
И Юлька скрылась за дверью душевой, оставив меня одного в прихожей. А телефон, напоминая о недавнем обломе, так и продолжал беззвучно в ладони трястись, вынуждая или ответить... или смарт о стену расшибить.
Выбрал первое, но на большее меня не хватило и, признаюсь, с тетей я был безобразно грубым: