🕮 Читать книгу «Ловушка для птички» онлайн

С готовностью киваю, иду к холодильнику и вспоминаю, что так и не заехала в супермаркет за продуктами. Из еды у меня только начатый несладкий йогурт и кусок подсохшего сыра.

Оборачиваюсь и виновато улыбаюсь.

Заглянув в холодильник из-за моего плеча, Никита хмыкает и растягивает губы в вежливой улыбке:

— Стакан воды подойдёт, можно просто из-под крана. Лучше со льдом, если он есть, конечно.

— Не уверена, — улыбаюсь в ответ.

Вот-вот мы оба рассмеёмся.

Открываю морозильник и — о чудо! рядом с пустой лёдницей лежит пакетик замороженных равиоли с мясом индейки. Когда я перевозила вещи из отеля, наш детский повар всучила их для Николь.

— Будешь детские пельмешки? Они быстро варятся и гипоаллергенные. В них точно нет сложноцветных! — мой голос звучит ликующе.

Я уже примерила на себя звание худшей хозяйки в жизни Гордиевского, но равиоли спасли ситуацию. А с несладким йогуртом они вкусней, чем со сметаной, кстати.

Пока закипает вода, мы стоим на балконе. Смотрим на темную гладь моря и по очереди вздыхаем. Никто не рискует начать диалог.

— Потрясную вечеринку организовали твои друзья, — захожу издалека.

— Теперь и твои. Вы с Ариной подружились, со слов Гарика.

— Мы не так много общались, чтобы стать подругами, но у нас с ней много общего.

— Давно заметил.

— Они знают, кто я? Знают о нас в прошлом?..

Кивает.

— …Тебе не кажется, что это некрасиво по отношению к твоей жене? В какой-то момент вечеринки я поймала себя на мысли, что все вокруг знают о нас. За спиной у Юли шушукаются, но в глаза ей улыбаются. Так подло…

Он не дает закончить:

— Не кажется. Во-первых, о нас знают только Белецкие и, возможно, догадывается Тимур. Никто из них не станет шушукаться, поверь. Во-вторых, Юля вовсе не несчастная овечка, какой ты пытаешься её представить. С чего бы тебе за неё переживать? С ней тоже решила подружиться?

— Нет, с ней у нас нет ничегошеньки общего.

Если сейчас добавить «кроме отца наших детей», пельмени можно не варить. Миссия ночного чая будет считаться выполненной.

Но я не стану сообщать ему о дочке вот так — между прочим, в разговоре о его жене.

На плите закипает вода, и я иду забрасывать пельмени.

— Ммм, как вкусно! — спустя несколько минут мычит довольный Гордиевский, за обе щеки уплетая детские равиоли, приправленные йогуртом и щедро посыпанные смесью перцев.

— Острое не может быть невкусным, иначе оно недостаточно острое, — подхожу и двумя пальцами беру один пельмешек.

Жую. Острый настолько, что глаза слезятся.

— Стопудово! — подтверждает Никита с полным ртом.

— Так говорил мой папа, — вздыхаю.

После курса психотерапии я вспоминаю папу с грустью, а не с болью и обидой, как раньше. Глядя на Гордиевского, грусть снова трансформируется в боль.

Как рассказать ему о наших отцах? И надо ли?