— Береги себя, — звучит так, словно мы расстаёмся надолго, и разворачивается.
У меня по спине холодок пробегает. Сейчас он уйдёт, и неизвестно, когда мы снова встретимся и сможем поговорить с глазу на глаз.
— Хочешь чаю? — спрашиваю спешно — он и шагу ступить не успел.
Поворачивается медленно. Слишком медленно. Я успеваю пожалеть, что предложила. Как правило, ночное приглашение на чай предполагает бонусом совместный утренний кофе. Это такой промо-пакет: два в одном. Но я приглашаю на другой чай. На тот, под который разговаривают.
Вот только чая у меня в доме нет. Совсем.
Гордиевский ловит мой взгляд. Знаю, он у меня сейчас растерянный.
— Ты ведь не надеешься, что я откажусь?
— Удивлена, что не напросился, — парирую и открываю дверь в парадное. — Мне показалось, на пляже мы не договорили. Вернее, говорил только ты, а мне тоже есть что сказать. Не против пообщаться по душам?
Соглашается коротким кивком, и мы входим.
Моя квартира на третьем этаже. Обычно я поднимаюсь на лифте, но сейчас сворачиваю к лестнице. По классике, за поздним приглашением на чай следует страстная прелюдия в лифте. Этой жуткой пошлятины случиться не должно. Мы поднимаемся ко мне, чтобы поговорить. И точка.
Я намерена сказать Никите правду о Николь. Надоело чувствовать себя двуличной и бояться, что узнает случайно. А ещё я устала от его унизительных обвинений. Я не ветреная девица, прыгающая из койки в койку, которой он меня считает. Узнав о дочке, он поймёт, как сильно ошибался.
— Давно тут живёшь? — спрашивает Гордиевский, проходя в небольшую гостиную, объединенную с кухней.
Вернувшись от него накануне, я на нервах разобрала все коробки, но комната всё равно выглядит необжитой. Из мебели в ней только стол и стул.
— С прошлых выходных, — отвечаю честно, набирая чайник.
Он выходит на балкон. Я открываю кухонный ящик и достаю две чашки. Свою с сердечком и Николькину с единорожкой. Других у меня нет.
— Хороший вид, — комментирует с балкона.
— С твоим не сравнить, — бубню под нос.
Он не слышит.
Чайник закипает, Никита возвращается.
Снова открываю кухонный ящик и переставляю в нем баночки и коробочки. Чая у меня нет и не было, но я создам видимость, что закончился.
Никита подходит ближе, останавливается в метре от меня. Рассматривает. Спину и затылок начинает покалывать.
— У меня нет чая, — говорю, резко развернувшись.
— Это означает, что мне нужно уйти?
Не знаю, что ответить. Рот открыла и ресницами хлопаю. Точно не хочу, чтобы он уходил. Он это считывает.
— Согласен на кофе…
Мотаю головой.
— …А что есть? — не сдаётся. — Я открыт для предложений!
— Ромашка в пакетиках.
Морщит лоб и вздыхает.
— Я очень хочу остаться и поговорить с тобой по душам, София, но от ромашки вынужден отказаться. У меня аллергия на сложноцветные. Может, ты меня покормишь? Какой-то я голодный. На вечеринке есть совсем не хотелось.