— Сразу за поворотом, — киваю вперед.
— Ты планировала идти одна через всю набережную? — качает головой. — Нельзя быть такой беспечной, София!
— Чтобы ты знал, я могу за себя постоять! В университете проходила курс женской самообороны и парочку приёмчиков помню. На твоё демонстрационное нападение не среагировала только потому, что мы знакомы. Скажи спасибо, что не отбила тебе яйца!
— Спасибо! — он звучно смеется. — Значит, ты у нас Сонька-каратистка! Помню-помню, как ты лупила воришку в Барселоне. — Смущенно улыбаюсь, а он шагает вперед и разворачивается лицом ко мне. — А помнишь, как мы целовались на той площади? Помнишь?
Спешно опускаю глаза. Я помню каждый наш поцелуй, начиная с первого у ворот дома его отца и заканчивая сегодняшним в туалете ресторана. И каждый из них мой любимый, но тот — самый-самый.
Мы шли к отелю и разговаривали. Немного поспорили. Я задумалась о том, что у нас с ним нет ничего общего и зря мы пробуем начать отношения. Поникла, а он заметил и поспешил всё исправить. Так неожиданно подхватил меня и так уверенно закружил, что я не смогла сдержать восторга. Запрокинула голову, раскинула руки в стороны и отдалась беспечному чувству свободы. А потом мы долго и красиво целовались.
— Повторим? — он наклоняет голову, стараясь заглянуть в глаза.
— Под ноги смотри! — шутливо толкаю его вперед.
— Повторим!
Не успеваю осознать, что это больше не вопрос. Мое тело мягко отрывается от земли, и пространство начинает вращаться.
Море, улица, пальмы, дома. Море, улица, пальмы, небо. Небо, небо, небо. Бесконечное, тёмное, звёздное… Я запрокинула голову.
— Лети, Птичка! — выкрикивает Никита.
Отрываю руки от его плеч и лечу.
Небо-звёзды, небо-звёзды, звёзды-глаза, его губы…
Мы целуемся иначе. Осторожно и нескладно. Одними губами. Не страстно и несмело, как будто неумело. Урывками сцепляемся взглядами. Оба думаем во время поцелуя, каждый о своём.
Я думаю, что в нём больше нет той внутренней свободы, поэтому мне с ним так тяжело. О чём думает Никита, расшифровать не получается, но смотрит он с грустью.
— Глупая идея, — шепчу и отстраняюсь. — Дважды в одну реку не войти.
— Но попробовать стоило, — вроде бы шутит, но получается невесело.
Мы идём дальше. За руки больше не держимся. Молчим. Каждый снова думает о своем.
Я думаю, что напрасно в первый же день не рассказала ему правду. И о наших отцах, и о нашей дочке. С каждой совместно проведенной минутой сделать это становится сложней. С каждым разговором наши отношения все больше запутываются.
Весь день я уговаривала себя перестать анализировать события прошлой ночи, но то и дело мысленно возвращалась на виллу.
Поведение Никиты никак не укладывалось в рамки нормального. Если бы подобное сотворил Даниэль, утром я заявила бы на него в полицию. Выкрасть человека, закрыть и удерживать — так делают психопаты. Но Гордиевский точно не из них. Он испытывает болезненную потребность находиться рядом со мной, но при этом постоянно злится. Явно винит себя за случившееся три года назад и страдает от этого.
Быть подлецом неприятно. Но если ты обидел плохого человека, морально легче. Именно поэтому он обвиняет меня черт знает в чём. Я поняла это только сейчас.
Весь день я тоже злилась. На него, на себя, на ситуацию, в которую мы вместе попали. Особенно, когда увидела его с женой и сыном. Решение пойти на вечеринку приняла на эмоциях и точно пожалела бы, не случись этот спонтанный разговор на пляже. Он многое прояснил.
У своего подъезда останавливаюсь. Никита осматривается по сторонам.
— Хороший дом.
— Отличный, — подтверждаю. — У комплекса своя территория с бассейном и детской площадкой. Тихо и пляж рядом, и в черте города. Всё рядом. Очень удобно…
Он несколько раз кивает и еще раз осматривается. Вздыхает. Улыбается. Опять вздыхает. Пауза затягивается. Нервно покашливаю и благодарю:
— …Спасибо, что проводил.
Наклоняется и легонько целует в щеку.