Соня откидывается на мягкую спинку дивана и продолжает улыбаться, но уже иначе — как-то грустно, без былого задора. Я все равно засматриваюсь. Как органично она смотрится здесь. В этом доме, на этом диване, рядом со мной. Жаль, что наши судьбы разошлись. Возможно, с ней я был бы счастлив.
— Ты больше ничего не хочешь спросить?
Она закусывает губу. Всегда так делает, когда волнуется. Я слегка вздрагиваю, стряхивая глупую сентиментальщину, заполонившую нетрезвую голову.
— Много чего хочу. И спросить, и сказать, но больше сделать. Допивай, я покажу тебе второй этаж, — беру её за руку и крепко сжимаю пальцы, давая понять, что возражения не принимаются.
Птичка кивает и выпивает всё, что осталось в кружке. Глаза у нее хмельные.
Мы с ней прилично выпили за вечер. Но это же вино, разве можно им напиться? Однако стоит нам дойти до лестницы, становится понятно, что мы оба в дупель.
Ступеньки кажутся слишком крутыми и какого-то чёрта их слишком много. Прям дофига! И как я раньше не замечал? Лифт поставить, что ли?
Поднимаемся мы долго. Соню приходится тащить.
— Тот диван был таким удобным! Зачем ты тянешь нас наверх? — возмущается она.
— Нам надо в душ, Птичка. Желательно холодный. Твоё бордо нас ухайдокало.
— Ухай… чего? — хохочет.
— Докало, — тоже смеюсь. — Прикокнуло! Убило и расплющило короче.
— Скосило и размазало! — добавляет Соня и заливается смехом.
— Дало по шарам и раскатало, — подхватываю эту игру в синонимы.
— Прихлопнуло и растерло, — не унимается Птичка.
Мы падаем от смеха и последние ступеньки преодолеваем ползком.
— Знатно долбануло, — подытоживаю, когда добираемся до второго этажа, и шумно выдыхаю.
Живот от смеха чуть не лопнул!
Соня театрально выкатывает глаза:
— Мы теперь долбанутые?
— Однозначно!
Кое-как мы поднялись и теперь сидим на полу и угораем со смеху. Стопудово завтра башка будет болеть у обоих.
— Спроси у своих французов, где они взяли это вино. Хочу пару ящиков домой прикупить, — прошу в шутку.
— Сейчас узнаю, — с готовностью отзывается Соня, — только я телефон внизу оставила.
— И я свой на диване забыл. Не-не, — торможу ее порыв спуститься, — второй раз мы можем не подняться.
От приступа смеха мы отдышались, но все еще сидим на полу и улыбаемся. Оба под действием эндорфина, захмелевшие и прибалдевшие. Давно мне не было так весело и так легко.
Давно — это почти три года.
Я протягиваю руку и глазами указываю на одну из дверей. Соня закусывает губу и кивает. Послушно встает и идёт следом.
На этаже всего три комнаты: детская и две практически одинаковые спальни. Я остановился в той, у которой окна выходят на море.
— Ого, — только и произносит София, подходя к открытому окну.