Но она ненавидит это. Я всегда вижу, какое отвращение она испытывает к тому факту, что я больше похож на нее, чем когда-либо будет ее дорогой Константин.
— Пять.
— Пошел ты! — говорит мне Константин.
— Ноль. Ваше время истекло.
Я собираюсь развернуться и уйти, когда замечаю миниатюрную девушку с гривой светлых волос, бегущую вниз по лестнице, ее пушистый халат развевается позади нее.
Она направляется прямо к Юлии и Константину.
— Разве у меня нет права голоса?
— Почему же, конечно. — Юлия смотрит на нее так, словно она досадная помеха, которой здесь быть не должно.
Константин победоносно улыбается.
— Теперь три к одному, брат.
Карина смотрит в окно на другом конце комнаты и говорит:
— Я голосую за Кирилла.
— Как я уже сказал, от трех до… — Константин обрывает себя и поворачивается лицом к Карине. — Что, черт возьми, ты только что сказала?
— Кирилл. — Она смотрит ему прямо в глаза. — У него есть мой голос.
Он хватает ее за руку и начинает трясти.
— Что, черт возьми, с тобой не так? Знаешь, что? Твой голос не учитывается.
— Мама только что сказала, что так оно и есть — она смотрит на него, даже когда морщится.
Я встаю между ними, эффективно разрывая его хватку на ней.
— Оставь ее в покое.
— Ты все это время замышлял? Получить Карину? Раньше ты даже не заботился о ней, а теперь ведешь себя по-братски и все такое прочее? Вау! Ты такой гребаный мудак.
— Что он тебе дал? — спрашивает Юля, едва сумев скрыть свое раздражение.
— Ничего. Мне просто захотелось этого — она приподнимает плечо, скрещивает руки на груди и смотрит себе за спину.
Наверху лестницы я мельком вижу улыбающуюся Сашу, показывающую Карине поднятый вверх большой палец.
Что-то, на что моя сестра поднимает другое плечо и бормочет:
— Неважно.
Затем она поднимается вверх по лестнице.
Когда я снова бросаю взгляд на Сашу, она уже ушла.
Эта маленькая гребаная…
Я одариваю маму и брата фальшивой улыбкой, а затем следую за Кариной.
Она действительно пытается убежать, но я догоняю ее наверху лестницы и хватаю за локоть.