— Перестань упрямится.
Ее тело все еще напряжено, но она больше не сопротивляется. Как только она немного успокаивается, я отпускаю ее и тянусь за бархатным халатом, который Надя положила в изножье кровати.
Я осторожно натягиваю его на ее поврежденный бок, и она стонет, но быстро приглушает звук. Я начинаю понимать, что она ненавидит показывать слабость больше всего на свете. Наверное, именно поэтому она не хотела, чтобы я помогала ей прямо сейчас.
Вот почему она выглядела испуганной, когда Надя сказала ей, что я нес ее всю дорогу сюда. Или, может быть, это было связано с тем, что она пару раз назвала меня своим мужем.
— Теперь вставь другую руку.
Она неохотно подчиняется.
— Я могу сделать это сама.
— Я знаю.
— Тогда почему ты настаиваешь на помощи?
Я подтягиваю бретельку ночной рубашки, которая тонко дразнила меня последние двадцать минут. По ее коже пробегают мурашки, и она замирает. Она даже перестает дышать на секунду дольше, чем нужно.
Дьявольская мысль пронзает мой разум. Интересно, задрожит ли она, если моя рука невинно коснется ее груди? Я вижу ее лицо только сбоку, но чем дольше моя рука задерживается на ее коже, тем дольше она задерживает дыхание.
После недолгого раздумья я убираю руку.
Хотя с ней забавно играть, но то, как она задерживает дыхание, может вызвать осложнения.
Медленно, ее грудь поднимается и опускается в резком ритме, когда она хватает пояс халата и завязывает его вокруг талии.
— Ты на что-то злишься, Саша?
Она резко оборачивается и смотрит на меня с ошеломленным выражением лица.
— Почему ты меня так называешь?
— Все в подразделении так делают. Я полагаю, это твой способ придерживается настоящего имени, да?
— Я никогда не говорила, что ты можешь называть так.
— Но никогда не говорила, что не могу.
Она прищуривает глаза, как будто я следующий в ее списке, что было бы неудивительно, учитывая все удары, которые я, должно быть, нанес ей. Саша не знакома со мной достаточно долго, чтобы знать, что мои действия становятся непредсказуемыми, когда я оказываюсь в ситуации, которую я не предвидел.
— Возможно, тебе нужно контролировать свое выражение лица. Наши хозяева уже относятся к тебе с подозрением, и мы же не хотим, чтобы они вышвырнули нас из дома в разгар шторма, не так ли?
Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но быстро передумывает и закрывает его.
Когда она медленно идет к двери, я преграждаю ей путь. Она слегка отталкивается назад, но я вижу легкое подергивание ее плеч, прежде чем она отрабатывает движение.
— Что теперь? — спрашивает она осторожным тоном.
— Теперь мне нужно, чтобы ты вела себя естественно. Никаких подергиваний или действий, вызывающих дискомфорт. Вспомни свою любимую супружескую пару и веди себя как они.
Она делает паузу на мгновение, затем кивает один раз.
— Я серьезно, Саша. Если нас вышвырнут отсюда, я, возможно, смогу пережить шторм самостоятельно, но ты не выживешь.
— Поняла. Конечно.
Это далеко не хороший признак того, что ей вообще нужно говорить об этом вслух, если и есть что-то, чему я доверяю в ней, так это ее твердая решимость выжить. Кто-то другой проиграл бы битву за то время, которое потребовалось мне, чтобы добраться сюда.