Что за…
Нет.
— Что вы делаете, капитан? — я шепчу так тихо, что не удивлюсь, если он меня не слышит, и на мгновение мне кажется, что он не слышит.
Или я бы хотела, чтобы он этого не делал.
В этот момент его большой и указательный пальцы сжимают мой подбородок, пока я не морщусь.
— Именно это я и хотел спросить, Липовский. Какого хрена, по-твоему, ты там делал? Говорил я тебе или нет, чтобы ты не подвергал себя опасности?
— У меня… не было другого выбора. Он был достаточно умен, чтобы не попасться на удочку или винтовку. Это пахло ловушкой, даже для меня.
— Этот гребаный… — он обрывает себя и дышит ровно. — Ты нарушил прямой приказ, и ты будешь наказан за это.
— Да ладно! Я поймала нам парня…
Я замолкаю, когда он пристально смотрит на меня своими изучающими глазами. Боже. Невозможно продолжать смотреть на него и не получить какую-нибудь травму.
— Мне очень жаль, — бормочу я. — И это не значит, что я хотела, чтобы меня подстрелили нарочно. Это больно, ты знаешь же.
Он глубоко вздыхает, и я не уверена, от разочарования это или от смирения, но, учитывая, что он отпускает мой подбородок и талию, я бы выбрала второе.
Потеря его прикосновения оставляет во мне необъяснимую пустоту, когда он встает и подходит к окну. Его движения легки и неслышны, несмотря на его массивное телосложение. На первый взгляд он ничем не отличается от гигантской кошки, притаившейся посреди ночи в ожидании добычи, чтобы наброситься на нее.
По какой-то причине я чувствую себя этой добычей.
Когда он раздвигает шторы, меня ослепляет белый туман. Я ничего не вижу, кроме сильного снегопада, который идет снаружи. На мгновение эта маленькая комната кажется убежищем от внешнего мира.
Мое ушибленное плечо становится менее напряженным, и боль притупляется. Я хватаю одеяло и натягиваю его на грудь, мое сердце громко стучит. Даже мои уши горят, когда я смотрю на перекатывающиеся мышцы его спины.
— Капитан…
— Зови меня Кирилл. Пожилой паре покажется странным, что ты обращаешься к своему предполагаемому мужу как к Капитану. Они слишком старомодны и нуждаются в четких ярлыках.
Я пытаюсь заговорить, но слова застревают у меня в горле, поэтому сначала я делаю глубокий вдох.
— Неужели ты… Почему ты одел меня как женщину?
— Мы не смогли бы обмануть их, если бы ты была в своем мужском обличье. Ты кричишь, как солдат даже сейчас, — он смотрит на меня, и я сглатываю. — Если ты предпочитаешь быть мужчиной, тебе придется подождать, пока мы не выберемся отсюда.
— Ты… не собираешься спросить, почему я это сделала?
— Это не мое дело.
— Но это противоречит военным правилам.
— Правильно. — он, кажется, глубоко задумался. — Мне насрать. Людям должно быть позволено быть теми, кем они хотят быть, так что, если ты предпочитаешь быть мужчиной, будь мужчиной.
— Дело не в том, что я не хочу быть женщиной, а в том, что я не могу. Я…
— Ты не должна оправдываться передо мной, Александр.
— Александра. — мое лицо и шея горят, когда я произношу эти слова.
Я никогда не думала, что буду представляться как Александра, да еще перед капитаном Кириллом.
Кирилл.