— На одно слово, — настаивает он своим грубым голосом.
Я поднимаю голову, чтобы мельком увидеть своего давнего компаньона, моего телохранителя с детства и человека, который готов был пожертвовать своей жизнью за меня.
Виктор.
Он сложен как гигант, у него больше мускулов, чем ему нужно. Он был моей правой рукой раньше, так же, как и сейчас в армии. Излишне говорить, что он записался в армию только потому, что это сделал я. На самом деле, большинство мужчин в моем подразделении такие же, как Виктор, и имеют такой же уровень возмутительно стойкой преданности. Часть их раздражающего поведения заключается в том, что они вмешиваются, не вникая в атмосферу. Живой пример этого, как Виктор прервал то, в чем Липовский собирался признаться.
Он соскальзывает обратно на землю, затем встает в положение стоя и как-то странно наблюдает за Виктором. Как будто он видел его раньше. Если на чьем-то лице и можно заметить дискомфорт, то от Липовского он исходит волнами.
Зрелище достойное внимания, но не настолько, чтобы Виктор заинтересовался им или, что еще хуже, занес его в какой-то дерьмовый список.
— Помни, что я тебе сказал, — говорю я, затем разворачиваюсь и направляюсь к своему охраннику.
Виктор бросает последний взгляд на рядового, прежде чем пристроиться рядом со мной.
— Кто это был? — спрашивает он с ноткой сомнения, подозрения и любого другого синонима в тезаурусе.
Недоверие. это одновременно его самое сильное и самое слабое место.
— Никто, о ком тебе не стоит беспокоиться, — я бросаю на него взгляд. — Что ты делаешь в лагере? Разве ты не должен пить или следить за тем, чтобы другие не пили слишком много?
— Слишком поздно. Дураки пропали даром.
— В этом нет ничего удивительного. Они празднуют избавление от твоего диктаторского правления, Витя.
— Ты уверен, что это не должно быть обращено к тебе, капитан?
Он смотрит вперед, ему на все наплевать после того, как он выкинул это заявление, как будто оно само собой разумеющееся.
— Ты, должно быть, устал от жизни, — говорю я своим обычным мрачным тоном, но это нисколько не трогает Виктора.
— Кстати, о жизни, — он двигается передо мной и останавливается, заставляя меня сделать то же самое. — Твой отец требует твоего немедленного возвращения в Штаты. По-видимому, дела обстоят не лучшим образом.
— Когда они вообще были?
— Он сказал, что это приказ.
Моя челюсть сжимается.
Напоминание о моем так называемом доме и моем отце, всегда вызывает у меня горький гребаный привкус во рту.
Еще слишком рано возвращаться в эту кровавую яму.
Не то чтобы здесь не было крови, но здесь все происходит на моих условиях и с моими методами.
— Дай угадаю, ты снова собираешься игнорировать его, — говорит Виктор, его брови сдвинуты и в его взгляде мелькает стандартная догадка
— Ты правильно догадался. Похлопай себя по спине.
— Кирилл, нет. Он не оставит это без внимания.
— Он ни хрена не может сделать мне здесь.
— Но..
— Этот разговор окончен, Виктор! — я протискиваюсь мимо него. — Давай вернем людей обратно, пока кто-нибудь не попал в беду.
Они единственные люди, которые имеют значение. Все остальные, включая мою семью, не имеют.