*****
— Это шедевр, — говорю своему шеф повару и технологу в одном лице, — я даже не могу понять, из чего это божественное печенье!
Васильевич пытается мне рассказать состав этого совершенного печенья, которое тает во рту. Но я отмахиваюсь, кладу на тарелку образец номер шесть, беру кофе и выхожу в коридор.
От Лены пришло сообщение, что меня ждут. Иду, надеясь, что это дизайнер пожаловал ко мне. Нам нужно обсудить интерьер нашего нового кафе. Пора приступать к ремонту. Нечего зданию просто так простаивать.
Мой взгляд цепляется за огромный внедорожник у моего кафе. Неужели на таких автомобилях ездят дизайнеры? Не ту профессию я выбрала, судя по всему.
С этими мыслями открываю дверь в приемную и вижу Князева Дмитрия, останавливаюсь лишь на секунду, чтобы поставить на стол Лены свой кофе и тарелочку с печеньем. Разворачиваюсь и спешу в обратном направлении.
— Куда! — слышу громкий рык позади себя, — Стоять!
Я срываюсь на бег, на шпильках большой скорости не разогнать, но я пытаюсь выжать все из своих недостаточно накачанных ног. Не то, чтобы была причина моего побега, просто мне не хочется его видеть, совсем. Это глупо, может он по делу приехал. Но я уже бегу, а он, судя по всему, догоняет.
Конечно, он ловит меня, дергает за руку, от боли в глазах темнеет. Разворачивает меня и быстрым движением впечатывает в свою мощную грудь. Я слышу его сердце, которое отбивает быстрый темп, и слышу, кажется, свое, которое сейчас остановится от адреналина в крови.
— Отчего же бежит кренделек? — хриплым басом слышу над головой.
— Отпусти, — говорю в его грудь, он крепко держит меня, прижимая к себе.
— Продай эту землю, — говорит он то, что я от него точно не ожидала, — прошу по-хорошему.
В моей голове тысяча мыслей, неужели он имеет какие-то дела с Коромысловым, кто еще мог ему сказать. А если это кафе для него самого, хочет насолить мне. Моя злость берет вверх над разумом.
Вырываюсь из его рук, разворачиваюсь и иду к себе в кабинет. Козел он и есть козел! Чего от него ждать.
— Я никому не продам эту землю, даже за огромные деньги, — не поворачиваясь говорю вслух.
— А если речь идет о твоей жизни, и о жизни твоих близких?
От его слов холодок прошелся по моей спине. Что он имеет ввиду?
Ноги сами останавливаются. Медленно поворачиваюсь к нему. Он не шутит, да он козел, бабник. Но он не будет бросаться такими словами на ветер.
— Что ты имеешь в виду, — иду на него, мне нужно смотреть в его глаза, чтобы заподозрить ложь сразу, — объясни.
— Тебе не нужно ничего знать, — он точно не блефует, глаз не отводит, — просто избавься от земли. Неужели ты поверила, что тебе ее продали за дарма только за красивые глазки?
Я пропускаю шпильку, брошенную в мой адрес. Мне сейчас не до споров, если он прав, то все мои мечты пойдут крахом. А я ведь уже все распланировала.
Хочется выть и топать ножками от расстройства. Мой мозг упорно хочет во всех бедах обвинить бывшего. Это неправильно! Возможно, он мне хочет помочь. Возможно, мне нужно его поблагодарить.
— Продавец сказал, что переезжает, — разворачиваюсь и иду в кабинет, — я тебе не верю.
По пути взяла свой кофе, сейчас не до печенья, его оставила Лене. Плюхнулась в кресло, откинула голову назад и прикрыла глаза. Сейчас точно заболит голова, теперь нужно обдумать, верить ли Князеву. Зачем ему мне врать, но и зачем ему меня предостерегать? Да и не сказал он ничего дельного, чтобы мне ему верить.
— Твои извилины сейчас думают, — конечно он не ушел, — или делают вид?
— Объясни мне нормально, что не так с этой землей? — вернула свое внимание бывшему.
Мне хочется нормально с ним поговорить. Но это мне. Он же хочет всегда посильнее меня задеть, поиздеваться надо мной или просто посмеяться. Ну, что за человек, и за что мне это наказание?
— С тебя хватит и той информации, что я тебе говорю, просто избавься побыстрее от нее, — присаживаясь на стул, он расстегнул пуговицу на пиджаке и протянув длинную руку, взял мою чашку с кофе.
Отпил из моей чашки, поморщился. Да! Я теперь пью крепкий и без сахара. Его пальцы оплели чашку. Такие длинные, красивые. Такие руки должны быть у мужчины: жилистые, сильные. Ох, и не о том ты думаешь, Света!
— А если ты на зло это говоришь, — прищурилась, — чтобы насолить мне?