— Ты пришла.
Я позволяю своим ладоням упасть на его плечи.
— Ты сказал мне приходить каждую ночь, помнишь?
Его хватка крепче обхватывает мою талию.
— Ты рано.
— Ава рано легла спать, — ложь.
— Понятно, — что-то странное в его тоне и выражении лица сегодня. Оно... мягче. Больше человеческого, чем звериного.
А Джереми никогда не бывает мягким, так что это сбивает меня с толку, но я также хватаюсь за это, желая, нет, нуждаясь, чтобы как-то проникнуть в его броню. Несправедливо, что только он имеет такую привилегию.
Я прикасаюсь к порезу у его губ, медленно, неуверенно.
— Тебе, наверное, стоит их обработать.
Он издает странный звук, но в остальном молчит.
— Тогда, — я прочищаю горло. — Как ты узнал, что я была там?
— Я знаю о тебе всё, lisichka.
— Но я не знаю.
— Ты не знаешь о себе всё?
— Я ничего не знаю о тебе, Джереми.
— Тебе и не нужно.
— Но я хочу.
Его выражение лица напрягается, но он говорит спокойно.
— Почему?
— Чтобы все было справедливо.
— Я несправедливый человек.
— Я прекрасно знаю это, — я позволяю своим пальцам задержаться на его твердой челюсти. — Но я все равно хочу узнать тебя.
— Удачи. Попытка бесплатна, успех — нет.
— Очень удобно.
— Не за что.
— Я не поблагодарила тебя.
— Все равно не за что.
Я вздыхаю, и он слегка улыбается — настолько, насколько Джереми может улыбнуться. И святое дерьмо. Почему он выглядит в десять раз привлекательнее, когда делает это? Это нездорово для моего учащенного сердцебиения.
Постепенно мои сомнения исчезают. Лэн не мог рассказать ему о моем участии в пожаре. Джереми ни за что не остался бы собранным, если бы это было так. Он бы уже утопил меня в озере.