Я слышала много слухов о том, как Язычники избивают людей ради забавы и убивают, не моргнув глазом.
Но наблюдать это воочию или, что еще хуже, оказаться на месте жертвы — это ничем не отличается от того, когда тебя бросают в глаз бури и ты знаешь, что твои шансы на выживание ничтожно малы.
Никакое глубокое дыхание или рациональное мышление не спасет меня. Он уже в моей голове, и он знает это.
Он — мой единственный шанс выйти отсюда живой, и он тоже это знает.
Чего он не знает, так это того, что я отказываюсь падать без боя.
— Сначала трахни меня, — шепчу я, мой голос такой низкий, что я едва слышу его.
Все его тело замирает, как тогда, когда я шлепнула его по руке.
— Трахнуть тебя? — повторяет он медленно, как будто пробует слова на вкус.
Я киваю.
Он отпускает мои волосы, проводит рукой по точке пульса в моем горле, оставляя мурашки по коже, прежде чем прикоснуться к груди через рубашку. Его прикосновения дикие, почти карающие, когда он впивается пальцами в кожу.
— Почему?
Мне требуется все, чтобы оставаться собранной, несмотря на пульсацию и тупую боль в чувствительной плоти моей груди.
— Я не хочу умереть девственницей.
Впервые с тех пор, как я увидела человека в Оранжевой маске, в его глазах вспыхивает свет, но это не интерес. Скорее садизм.
Возбуждение от чего-то.
Чего, я не знаю.
— Я не трахаю девственниц. С ними не очень хорошо трахаться. Без обид. — Он говорит это, подразумевая каждую обиду за этими словами. Затем он отпускает мою грудь, но только для того, чтобы он мог залезть под мою рубашку, сдвинуть верхнюю часть лифчика вниз и ущипнуть мой сосок.
Кожа перчатки настолько жесткая, что я хнычу, но он воспринимает это как приглашение и перекатывает его между пальцами в перчатке в тревожном, спокойном ритме, а затем жестоко сжимает.
Я опрокидываюсь навзничь, так как давление на мою шею усиливает ощущения. Или лучше. Честно говоря, я понятия не имею.
Это первый раз, когда я переживаю нечто подобное после того опыта, который похоронила в черных глубинах своей души.
С тех пор я была ханжой Сесилией, «почему все помешаны на сексе» Сесилией, «ботаничкой, которая учится в университете только потому, что хочет учиться» Сесилией.
Единственное исключение — он. Тот, кому я делаю одолжение и из-за кого я оказалась в таком затруднительном положении.
Меня лапал и трогал незнакомец в маске после того, как я нагло предложила ему трахнуть меня и откровенно призналась, что я девственница, хотя все считали, что это не так со времен средней школы.
Я сказала это, чтобы ослабить его бдительность, чтобы могла сбежать, но с таким же успехом могла сделать все наоборот.
С самого начала я его не интересовала, поэтому он устранил меня, как и всех остальных участников, но я пошла дальше и несколько раз неосознанно провоцировала его, и теперь он не хочет меня отпускать.
— Скажи мне. — Он снова сжимает мой сосок, и грубое прикосновение его кожи к моей нежной заставляет меня задыхаться. — Что шикарный человек из КЭУ делает на посвящении Язычников?
Как он уловил это после того, как я приложила столько усилий, чтобы замаскировать свой акцент?
— Я задал вопрос. Где твой ответ?
Я смотрю на него, и его глаза снова загораются.
— Прекрати так на меня смотреть, а то я могу тебя трахнуть, в конце концов, только для того, чтобы увидеть, как эти глаза наполняются слезами.