🕮 Читать книгу «Переплет розы» онлайн

– Она научила меня многому, но не этому. ― Шэй усмехается.

– Ммм, ― напевает Тирнан, и когда он это делает, мое воображение возвращается к его спальне сегодня утром и к тому, как он напевает, касаясь моей влажной киски, говоря мне, какая я сладкая на вкус. Это воспоминание настолько сильное, что я не могу остановить дрожь, которая пробегает по моему телу от этого.

К моему полному ужасу, оба брата Келли видят мою непроизвольную реакцию.

– Спорим, если бы я сегодня заключил пари, то не проиграл бы, не так ли, dheartháir - брат? ― Глаза Шэй бессовестно скачут по моему телу, совершенно не обращая внимания на то, что его брат сидит рядом со мной. – Ага. Твоя жена выглядит как следует оттраханной. Молодец, ― шепчет он достаточно низко, чтобы слышал только его брат, но не настолько низко, чтобы я не уловила каждое слово его насмешки.

Это чудо, что мои глаза не выскочили из головы от шока и смущения. Только когда рука Тирнана переходит на мое бедро и сжимает его, я понимаю, что отец Дойл собирается начать свою проповедь.

Шэй скрывает усмешку, притворно покашливая, но затем прислоняется губами к моему уху.

– Не могу сказать, что я его виню. Если бы я был на его месте, я бы обязательно осквернил тебя сразу после того, как ты сказала «да» на том алтаре. Joder. Tal vez incluso antes de eso ― Черт. Может быть, даже до этого.

Я сухо сглатываю, прежде чем повернуть голову в его сторону, чтобы одарить его своим самым недовольным взглядом. Но, к моему удивлению, Шэй смотрит прямо перед собой, похоже, увлеченный проповедью. Он ведет себя так, будто не сказал только что - на месте Тирнана поимел бы меня еще до того, как я подошла к алтарю. Он настолько привержен этому фасаду, что это почти заставляет меня усомниться в своем здравомыслии и задаться вопросом, не было ли то, что только что произошло, всего лишь моим воображением. Я знаю, что я слышала.

Он действительно говорил мне такие вещи.

Не так ли?

Только когда Шэй издал легкий смешок, я поняла, что не сошла с ума. Я едва не бью локтем по его животу, но, когда хватка Тирнана на моем бедре усиливается, я вынуждена игнорировать его озорного брата и вместо этого обратить внимание на обслуживание.

Через несколько минут я начинаю расслабляться и чувствую себя здесь более непринужденно.

Я не лгала, когда говорила Тирнану, что посещение церкви приносит мне утешение. С самого детства мне нравилось наряжаться в воскресный наряд и слушать слово Божье. Даже когда в проповеди говорилось о том, что ад будет полон грешников, и я знала, что рано или поздно это означает, что вся моя семья почувствует его адское пламя, это все равно давало мне небольшое чувство утешения, что справедливость в конце концов восторжествует.

Что за каждое зло, совершенное моим отцом, он заплатит своей душой.

Особенно когда он бил меня ремнем по заднице за мою дерзость, меня успокаивало то, что есть божество, которое позаботится о том, чтобы в конце концов он воздал по заслугам. Конечно, это были мысли ребенка. Когда я стала девушкой, мне было больно осознавать, что, как и мой отец, демоны будут пировать плотью моих братьев за все те вещи, которые они совершат, став мужчинами. Каждый день я становилась на колени и молилась «Аве Мария», надеясь, что это спасет их души от такого конца – больше всего Франческо.

Когда я думаю об этом, меня вдруг осеняет, что, как жена Тирнана, я должна помолиться за его душу.

Но может ли какая-либо молитва спасти дьявола от возвращения в его законный дом?

Сомнительно.

Я все еще размышляю обо всем этом, когда чувствую тяжесть пары пристальных глаз, устремленных прямо на меня. Отец Дойл начинает рассказывать о Саломее и о том, как она соблазнила мужа своей матери, Ирода, танцуя для него соблазнительные танцы, только чтобы она и ее мать, Иродиада, могли попросить голову Иоанна Крестителя.

– Будьте осторожны в общении с этими Иезавелями, ибо они будут соблазнять вас своим серебряным языком и грешным телом, чтобы вы совершили самые ужасные преступления, известные людям. Будьте верны Богу и изгоняйте такие искушения с ваших зеленых пастбищ, ибо если они останутся, то сожгут все ваши труды дотла.

То, как он смотрит на меня, когда говорит это, заставляет меня вздрагивать по совершенно другой причине.

Я чувствую, как тело Тирнана мгновенно напрягается, его хватка на моем бедре оставляет след.

– Чертов лицемер, ― сквозь стиснутые зубы произносит Шэй, а затем плюет на пол, как будто это тротуар, а не святая церковь Господа.

Но я не могу найти в себе силы отчитать его за его вспышку или кощунственный поступок. В основном потому, что я считаю, что у проповеди священника сегодня была только одна аудитория. И это были я и мой муж.

– Я ему не нравлюсь, ― бормочу я себе под нос, обращаясь к Тирнану.

– Да пошел он. Теперь ты Келли. Ты не обязана ему нравиться. Он просто должен тебя бояться, ― отвечает Шэй от имени своего брата.

Я смотрю на Шэй, его добрые голубые глаза заставляют меня чувствовать, что у меня здесь есть хотя бы один человек, который меня не ненавидит. Он ходячий флирт, но за его действиями нет злобы. Затем я поворачиваюсь к Тирнану, надеясь увидеть в его глазах то же сочувствие, и хмурюсь, когда не нахожу его. Тирнан отпускает свою руку, выражение его лица – чистый холст, который я не могу прочитать или расшифровать.

Меня удивляет, что я вдруг почувствовала холод, когда он больше не прикасается ко мне. Даже если все, что он может предложить, - это боль и унижение, это предпочтительнее его холодного плеча.

Всю оставшуюся часть службы я чувствую, что все взгляды обращены на нас. Как будто священник повесил на мою спину мишень, чтобы все смотрели и глазели на меня. Я еще больше чувствую на себе внимание людей, когда отец Дойл разламывает Тело Христово для всех нас, чтобы мы могли принять причастие, и только Найл и Сирша встают со своих мест, чтобы принять его. Когда мы встаем со своих мест в унисон, чтобы произнести молитву «Отче наш», завершающую мессу, я готова покинуть эту церковь и никогда больше не возвращаться. В Бостоне много церквей. Я уверена, что смогу найти такую, где никто не знает, кто я такая, и не будет ненавидеть меня только за то, кто моя семья.

Келли или Эрнандес.