Правда?
– Ты лжешь, ― бросаю я упрек, глядя на его расслабленную позу на кровати и чувствуя себя абсолютно не в своей тарелке от того, как спокойно он себя ведет.
– Я? Возможно. Вполне возможно. Принятые в синдикат мужчины не отличаются надежностью. Но есть одна истина, которую даже ты не сможешь так легко отбросить. Сегодня ты поклялась почитать и слушаться меня перед Богом и всеми его свидетелями. Что означает, что если я почувствую, когда ты каким-либо путем нарушишь эту клятву, то я вправе наказать тебя за это.
От угрозы, сверкающей в его изящных глазах, мои глаза расширяются.
– Сними свой халат.
– Нет, ― мгновенно отвечаю я, а сердце в груди стучит с удвоенным ритмом.
Опасения усиливаются, когда я вижу его дьявольскую улыбку, подергивающую уголок верхней губы. Ухмылка говорит мне, что на мой отказ сделать то, что он говорит, он как раз и рассчитывал.
С быстротой молнии он поднимается с постели и притягивает меня к себе на колени. При этом моя грудь ударяется о край матраса таким образом, что единственное, что не дает мне упасть, - это его большая ладонь, прижатая к моей пояснице.
– Если это твое представление о разумном поведении, то я с содроганием думаю, в каких случаях ты ведешь себя совершенно бестолково?! ― Я огрызаюсь сквозь стиснутые зубы.
– Так много слов, ― насмехается он. – Столь элегантные. Чертовски изысканные.
Посмотрим, как хорошо ты будешь говорить после нескольких сильных шлепков по твоей попке, а? ― Не знаю, что испугало меня больше - то, что мой муж, с которым я была несколько часов, вот-вот отшлепает меня, или тот факт, что его говор стал еще более густым и вызывающим.
Когда Тирнан поднимает мой халат над головой, я благодарна, что он закрывает большую часть моего лица, и от этого унижения мои щеки окрашиваются в насыщенный красный цвет.
– Всегда ли ты ложишься в кровать голой? ― спрашивает он, используя тот же хриплый тон в своем голосе, который заставляет меня напрягаться.
Я не отвечаю ему.
Если я хочу провести свою брачную ночь так, чтобы меня наказали, как провинившегося ребенка, то собираюсь вести себя как ребенок и упрямо держать свои слова при себе.
Морозный воздух на моей разгоряченной коже не в состоянии охладить ни мой темперамент, ни мое воображение. Неожиданно я жалею, что не могу видеть его лицо, чтобы по крайней мере попытаться понять, о чем он думает.
Тирнан не спеша рассматривает мою голую задницу. Безусловно, он делает это специально, чтобы сильнее возбудить меня.
– Смотрю, ты уже не в первый раз устраиваешься на чьих-то коленях, ― произносит он тускло, при этом его большой палец легонько проводит по следам от пряжки ремня, который оставил следы на моей пояснице, заднице и верхней части бедер. – Это дело рук Мигеля, я полагаю? ― добавляет он, но я не произношу ни звука, не желая подтверждать его проницательный вывод. – Я никогда не любил твоего отца. А сейчас я его еще больше ненавижу, ― тихо шепчет он, не забывая поглаживать подушечками пальцев каждый шрам, который ему удается найти.
Но я не обманываюсь. Это лишь частичка грядущей бури.
Меня осеняет, что в то время как Шэй нужно было верить, что кто-то был добр к Айрис, Тирнан хочет убедиться, что его сестра будет не единственной душой, которая страдает сегодня.
– Будет гораздо больнее, если ты не расслабишься.
– А разве не в этом смысл? Чтобы было больно? Чтобы ты меня наказал? ― Я огрызаюсь, проклиная себя за то, что так быстро нарушила обет молчания.
– Кто сказал, что ты не можешь найти удовольствие в боли?
– Верно, ― ругаю я. – Если это так, то напомни мне в следующий раз, когда ты сделаешь или скажешь что-то, что мне не понравится, чтобы я положил тебя ко мне на колени.
Звук его ладони, соприкасающейся с моей щекой, звучит страшнее, чем боль, которую он причинил. На самом деле, по сравнению с тяжелой рукой моего отца, рука Тирнана довольно мягкая. Если его намерением было запугать меня до послушания угрозой боли, ему придется приложить гораздо больше усилий.
– Ты всегда так высказываешь свои мысли? Так свободно?
Я наморщила лоб в замешательстве.
Я не знала, что я была на высоте, пока он не сказал это. Я старалась сохранять холодный барьер в отношениях между нами, но, кажется, то, что меня шлепают лицом вниз и задницей вверх и я жду, когда меня выпорет - пробуждает старые обиды, которые заставляют меня держать рот на замке.
– Если мои слова оскорбляют тебя, то, возможно, тебе стоит удвоить количество шлепков, которые ты собираешься мне дать.
– Может быть, я так и сделаю.