– Пф, ― ворчу я, отворачиваясь от нее.
Она говорит о боли так, будто это ее тайный наперсник и спутник на всю жизнь, но меня это не обманывает. Что она может знать о настоящих страданиях, если всю свою жизнь она была приучена и избалована, жила в роскоши и достатке за счет невинных жизней? Ее семья питается заблудшими душами и пожинает плоды их гибели. Она ничего не знает о страданиях, и ее заявления о том, что она знает, только усиливают мою ненависть к ней.
– Могу я задать тебе вопрос? ― наконец спрашивает она после долгой, тяжелой паузы.
– Я не понимаю, как я могу остановить тебя.
– Когда уехала твоя сестра?
Мои брови сошлись вместе, задаваясь вопросом, к чему она клонит.
– Вчера утром. Примерно в то время, когда ты приехала в Бостон.
– Понятно. А почему ты не поехал с ней? Почему ты не сопровождал ее в Вегас, как Алехандро сопровождал меня сюда?
– Не то чтобы это было твоим делом, но Айрис попросила меня не делать этого, ― ворчу я, раздраженный ее допросом. – В отличие от тебя, моей сестре не нужна была нянька, когда ее отдавали дьяволу. Айрис хотела встретить ад в одиночку. На своих собственных условиях.
– Ты всегда делаешь то, о чем тебя просят люди? ― продолжает она, не обращая внимания ни на мои догадки, ни на яркую картину, которую я только что ей нарисовал.
– Нет. Только для тех, кто имеет для меня значение.
– Значит, ты дал ей слово?
– Да. ― Я скрежещу зубами.
– Я вижу.
– И что именно ты видишь? ― Я снова наклоняю голову к ней и вижу, что она все еще стоит ко мне спиной, а ее взгляд прикован к проплывающим мимо пейзажам.
– Что ты хороший брат.
– Пф.
– И что это противоречит твоей природе, но ты держишь свое слово, которое дал. Как и сказал Алехандро.
Когда она смотрит через плечо на меня с блеском триумфа в глазах, у меня сводит челюсть. Уговорив меня признаться, что мое слово - это моя связь, она теперь уверена, что ее жизнь в безопасности в моих руках, несмотря на то, что я думаю о ней и ее семье.
– Ты умна. Надо отдать тебе должное, ― нахмурившись, согласился я.
– Это комплимент?
– Воспринимай это как хочешь. Мне все равно.
– Тогда я приму это как комплимент. Для моего самолюбия лучше, чтобы муж считал меня умной, а не наивной, невежественной дурочкой, ― говорит она с тонкой улыбкой, отбрасывая мои собственные слова назад против меня.
– У тебя хорошая память.
– Я уверена, что у всех она хорошая, когда их обижают. ― Она бесстрастно пожимает плечами.
– Неужели твоя уверенность в себе настолько слаба, что тебе нужно отслеживать каждое оскорбление, которое кто-то бросает в тебя?
– Нет. Моя самооценка не может быть подорвана простыми словами. Однако большинству невест не все равно, что о них думают мужья. Почему я должна быть другой?
– Поверь мне, Роза. Мое восприятие тебя должно волновать тебя меньше всего.
Вместо страха, который, я был уверен, это замечание вызовет в ней, я вижу лишь печаль, затуманившую ее большие карие глаза. Ее мрачная манера поведения меня раздражает. Даже бесит. Я бы предпочел иметь с ней дело, когда она пытается меня урезонить. Ее храбрость, какой бы идиотской она ни была, предпочтительнее меланхолии.
Я даже могу справиться с ненавистью.