– И что именно? Как ты думаешь, чего ты добьешься сегодня?
– Я отправлю тебя обратно в ад, который ты не должна была покидать. Я знаю, какая ты женщина. То, что ты позволяешь мужчинам делать с тобой, чтобы они ушли от Божьей благодати. Я слышал это своими собственными ушами прошлой ночью. Ты впустила их всех в свое тело и развратила их души.
– Не говори со мной о коррупции, священник. Не тогда, когда твоя церковь извлекает выгоду из боли и страданий. Я знаю, что Келли - главные благодетели этой церкви. Ты не обращаешь внимания на их денежные пожертвования, прекрасно зная, сколько крови было пролито для их получения.
– Это другое, ― краснеет он.
– Правильно, потому что жадность, насилие и убийство - более приемлемый грех, чем секс. ― Я саркастически усмехаюсь. – Чем любовь.
На этот раз от пощечины, которую он мне отвешивает, у меня стучат зубы. Он отходит от меня и идет назад к своему алтарю, словно боясь повернуться ко мне спиной, хотя это я связана.
– Я знаю, что ты делаешь, ― говорит он с манией величия. – Я слышал истории о том, что вы, язычники, делаете в Мексике. Убиваете и приносите в жертву невинных, чтобы отдать дань дьяволу. Твои заклинания и колдовство не подействуют на меня, ведьма! Я человек Божий, и я поклялся очистить дьявола от душ человеческих.
Когда он, наконец, поворачивается ко мне спиной и становится лицом к алтарю, я судорожно тереблю веревку вокруг запястий на краю колонны в надежде освободиться.
– Когда я узнал, что ты приедешь, что твое появление будет означать прекращение огня между мафиозными семьями, я старался сохранять непредвзятость. Этот город и так видел слишком много разрушений и смертей. Мне ли не знать, ведь я провел последние обряды и организовал больше похорон, чем большинство людей на моем месте. Но как только я взглянул на тебя, Иезавель, я понял сердцем, что ты не ответ на наши проблемы или мои молитвы о мире. Нет. Ты станешь тем, что окончательно уничтожит нас всех. Я не могу больше сидеть в стороне и смотреть, как ты развращаешь наших сыновей и ведешь их души в ад. Ты - мерзость, а ребенок внутри тебя - порождение самого Сатаны.
Мое сердце замирает, когда он поворачивается с кинжалом в руке.
– Я вырежу из тебя грех и очищу землю от угрозы, которую ты хочешь ей придать.
– Ты сумасшедший! ― кричу я, пытаясь вырваться из креплений.
– Нет, шлюха. Я один из последних оставшихся немногих, кто видит тебя такой, какая ты есть. Не думай, что я буду единственным противником этих союзов. Я уверен, что больше богобоязненных мужчин, как я, увидят этот фасад и возьмут дело в свои руки. Будь проклят договор, если он поставит под угрозу спасение наших душ. Ты увидишь. Вы все увидите.
Когда он начинает идти в мою сторону, моя спина выпрямляется, прижимаясь к колонне.
– Ты увидишь ад намного раньше, чем мои люди или я, священник. Я гарантирую тебе это своей жизнью и жизнью Девы Марии. ― Я плюнула ему в лицо и зарычала, как одержимая женщина.
На этот раз он не дает мне пощечину, а целенаправленно бьет меня в живот, боль и страх за моего не рожденного ребенка разрушают мои чувства. Он расстегивает мою рубашку, пуговицы разлетаются по маленькой комнате, пока я не оказываюсь перед ним с голой грудью, и только кружевной бюстгальтер остается нетронутым. Моя грудь вздымается и опускается, когда он приставляет лезвие к моей шее, а затем опускает его к животу.
– Нет. Пожалуйста, ― кричу я, испытывая настоящий страх.
– Твои фальшивые слезы не властны надо мной, блудница! Иезавель! Ведьма! ― кричит он. – Смотри, как я вырежу дьявольское отродье из тебя. ― Он угрожающе ухмыляется, что делает его голос еще более безумным.
Когда острие лезвия пронзает мою кожу, я кричу.
Я кричу так громко, что это нарушает его концентрацию, и он падает на пятки.
Я останавливаюсь только тогда, когда дверь в комнату распахивается, и Колин выбивает ее. Слезы облегчения падают по моим щекам, когда Колин отталкивает священника от меня, его рука обвивает его шею. Шэй бежит ко мне, взволнованно спрашивая, все ли со мной в порядке, и одновременно распутывая мои путы. Тирнан, однако, едва входит в комнату, предпочитая оставаться возле ее двери. Мой муж похож на самого Аида, готового поднять ад. Его ярость настолько выражена, что я даже благодарна ему за то, что он не пытается приблизиться ко мне, потому что боюсь, что его ярость поглотит меня целиком.
– Лепесток? ― Шей снова задает мягкий вопрос после того, как успешно развязал меня. – Черт, скажи что-нибудь. Скажи мне, что ты в порядке!
– Я в порядке. Я в порядке, ― повторяю я по кругу, пытаясь натянуть рубашку, пока он помогает мне подняться на ноги.
– Нет, ты не в порядке, ― рычит он, проводя мягким пальцем по моей распухшей щеке и размазанной по губам крови.
Затем он опускает взгляд на мой живот и видит небольшую телесную рану, которую смог сделать священник. Затем Шэй поворачивается к своему брату, и выражение его лица становится таким, какое бывает только в кошмаре. – Он ранил ее. Заставил ее истекать кровью.
– А сейчас? ― Тирнан говорит сухо, но я слышу бурлящую ярость под ним. – Тогда, полагаю, теперь его очередь истекать кровью. Поднимите его наверх.
Затем Тирнан поворачивается к нам спиной и исчезает. Мой взгляд падает на отца Дойла, который находится в опасной близости от того, чтобы быть задушенным до смерти тем, как Колин держит его.
– Не убивай его пока, Кол. Я буду чертовски зол, если он так легко умрет, ― приказывает Шэй, притягивая меня к себе и обхватывая защитной рукой.
Колин рычит, ослабляя хватку, и вытаскивает священника за горло из комнаты. Колин останавливается передо мной только для того, чтобы самому увидеть, какие повреждения нанес отец Дойл. Я протягиваю руку, чтобы погладить его по щеке, нежно поглаживаю ее, чтобы он знал, что я не сломлена. В его глазах мелькает облегчение, но затем оно сменяется ненавистью, когда священник начинает хныкать и умолять о жизни.
– Заткни его, Кол, или это сделаю я, ― предупреждает Шэй сквозь стиснутые зубы, оттаскивая меня от сумасшедшего, который сейчас писается от страха.