– Мне очень жаль, ― говорит она позади меня, положив руку мне на лопатку. – Я не хотела причинять тебе неудобства.
– Ты ничего не сделала.
Еще одна ложь.
Но правда заставила бы ее чувствовать себя неловко, а мне очень нравится, когда Роза чувствует себя спокойно со мной. Не так много людей так могут.
– Могу я задать тебе вопрос?
Мои плечи напрягаются, а спина выпрямляется, я уже мысленно готовлюсь к тому, что она спросит дальше.
Я не могу винить ее за любознательность.
Большинство людей испытывают нездоровое любопытство, желая узнать все подробности того, как я так изуродовал левую сторону лица и шею. Но не многие знают правду. Они знают только то, что я попал в пожар, когда еще жил в Ирландии. Однако подробности этого пожара я опускаю. Однако я не уверен, что смогу быть таким скрытным под пристальным взглядом Розы.
– Просто спроси, ― говорю я.
– Разве мы.., - начинает заикаться она. – Я имею в виду… моя семья сделала это с тобой?
Я вдруг опешил от виноватой печали в ее голосе.
– Это действительно то, что ты хочешь знать?
– Да. Я хочу знать, насколько глубока твоя ненависть ко мне.
Я поворачиваюсь к ней и берусь рукой за ее шею, приближая ее лицо к своему.
– Я бы никогда не смог тебя ненавидеть, Роза. Никогда не говори и даже не думай о таких вещах.
И снова ее взгляд смягчается, и на этот раз, когда она смотрит на мои шрамы, я не отстраняюсь от нее. Это дает ей смелость прижать руку к моей щеке, нежно поглаживая отвратительную часть моего лица.
– Больно?
Я качаю головой.
– Кожа на ощупь грубая, даже потрепанная.
– Да. Шрамы со временем затягиваются.
– Даже те, которые люди не видят?
– Особенно эти, милая Роза.
В ее взгляде появляется грусть, вызванная как лаской, так и суровой правдой моих слов.
– Не проливай слезы по мне, девочка. Эти шрамы уже не причиняют мне такой боли, как раньше. Они служат лишь напоминанием.
– Напоминание о чем?
– Что монстры существуют.
И все, что ты можешь сделать, это надеяться, что ты станешь еще большим монстром, чтобы отпугнуть остальных.
Она отстраняется, делая шаг назад, суровое выражение овладевает ее тонкими чертами лица.
– Просто скажи мне. Это была моя семья? Мой отец? Мой брат? Кто-то из них сделал это с тобой?
Я качаю головой, на что она тут же испускает вздох облегчения, ее жесткая поза мгновенно расслабляется от осознания того, что ее семья не причастна к причинению мне боли. У меня не хватает духу сказать ей, что, хотя ее семья не несет ответственности за мои шрамы, они приложили руку к созданию шрамов Тирнана.