– Твоя мать велела мне привести тебя. Она хочет, чтобы ты взял немного красного вина из погреба. Это твоя комната? ― спрашивает она, указывая на то место, откуда я только что вышел.
– Да. Хочешь, я проведу для тебя экскурсию? ― Я игриво вздергиваю брови.
– Я думала, это вон тот, ― отмахивается она от моей неудачной идеи оставить ее наедине и указывает на дверь в спальню, на которую все избегают смотреть.
– Это Патрика, ― бормочу я, засовывая руки в карманы джинсов.
– Патрика, ― повторяет она имя, перекатывая его на языке, словно это какой-то секрет, который не следует произносить вслух.
– Твоя мама как раз говорила о нем после того, как ты ушел.
Конечно, она говорила.
Пусть ма говорит только о своем умершем сыне, когда ни ее дети, ни Athair – отец не слышат, как она это делает.
Роза делает шаг ближе к двери его спальни, но не делает никакого движения, чтобы открыть ее. Как будто она знает, что внутри только боль и страдания. Я преодолеваю расстояние между нами, пока не оказываюсь рядом с ней.
– И что именно моя мать рассказала тебе о нем?
– Во-первых, она сказала, что он не такой авантюрист, как вы все. Она сказала, что он предпочитает книги, лазание по деревьям и езде на велосипеде.
Я угрюмо вздохнул.
– Да, это так. Он бы тебе понравился. У него было доброе сердце, как у мамы, как и у тебя.
Она поворачивает голову в мою сторону, печаль окрашивает эти великолепные глаза, которые видели свою долю страданий.
– Но Патрик был слишком чувствительным, чтобы выжить в той жизни, которую ведем мы. Слишком хрупкий. Он чувствовал чужую боль, словно сам был ранен.
– Эмпат, ― она шепчет это слово, словно это проклятие, а в нашем мире так оно и есть. – Он мертв, не так ли?
Я киваю, мои плечи мгновенно опускаются.
– Разве я… я имею в виду, разве мы…, ― с трудом произносит она. – Имела ли моя семья какое-то отношение к его смерти?
– О, лепесток, ― шепчу я с любовью, прижимаясь к ее щеке ладонью. – Лучше оставить призраков там, где им место и где они не могут причинить тебе вреда, не так ли? Жизнь предназначена для живых. Не стоит тратить ее на мертвых. Они сейчас в мире. Можем ли мы сказать то же самое?
Ее глаза опускаются от моих, она вдруг не может смотреть мне в глаза.
– Шэй… о том, что ты сказал раньше… тогда в детской…
Я качаю головой, чтобы заглушить ее протест.
– Я имел в виду каждое слово, лепесток. Тебе не нужен ребенок, чтобы любить. Я могу любить тебя. Потому что, как бы неожиданно это ни было, я думаю, что уже люблю. Ты просто должна позволить мне. Это твой выбор.
– Тирнан может убить тебя, если узнает, что ты об этом со мной разговариваешь, ― предупреждает она, и я слышу, как в ее голосе мелькает страх.
– Пусть попробует.
Пусть только попробует.
Глава семнадцать
Колин
– Я уже начала думать, что спугнула тебя, ― размышляет Роза, пытаясь добиться от меня реакции, пока мы идем по музею Изабеллы Стюарт Гарднер.
Он был в моем списке мест, куда я хотела бы ее сводить, но после наших обязательных супружеских визитов в последние несколько недель я был не в том состоянии духа, чтобы куда-то ее вести. К счастью, наши встречи в квартире 9B в «Авалоне» также гарантируют, что большая часть энергии Розы полностью исчерпана, что вынуждает ее оставаться дома до конца дня, оставляя Даррена и его команду присматривать за ней.