– Цок-цок, ― дразнит он. – Я хочу, чтобы ты пришла ко мне голой, как сейчас. Ползи ко мне, жена. И делай это быстро. Мое терпение и так иссякло.
Моя грудь, шея и щеки вспыхивают от его приказа, но я, как упрямая дура, отпускаю простыню и сползаю с кровати, чтобы на руках и коленях подползти к нему. Сардоническая улыбка на его губах заставляет мой низ живота трепетать.
Когда я стала такой мазохисткой?
Или это его садизм вызвал это во мне?
Я стараюсь не думать слишком много об ответах на эти вопросы и приближаюсь к нему, пока мои колени не оказываются рядом с кончиками его итальянских мокасин.
– Сидеть, ― приказывает он, как будто я сучка в течке, которой нужно приказывать.
Я откидываюсь на спинку стула и высоко поднимаю голову, чтобы он видел: как бы он ко мне ни относился, как бы ни унижал своими словами, у меня всегда будет гордость.
Он наклоняется ко мне, его лицо находится на расстоянии волоска от моего.
– Скажи мне, жена, ― начинает он, его костяшки пальцев ласкают мою щеку, в то время как его другая рука открывает мою помаду и выкручивает ее. – Это было так, как ты себе представляла? Оправдало ли оно твои большие ожидания?
Я не отвечаю ему. Я не смею произнести ни слова. Вместо этого я остаюсь совершенно неподвижной, пока он продолжает гладить тыльной стороной ладони мою щеку.
– Ты меня удивила, ― признается он, и на это у меня на лбу появляются складки, нарушая школьные черты лица, которые я так старалась сохранить в неприкосновенности. – Я могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько людей удивили меня за всю мою жизнь. Я никогда не ожидал, что одним из них будешь ты.
Он отстраняется всего на дюйм, его взгляд падает на мою грудь. Мне не нужно смотреть вниз, чтобы увидеть, что мои соски направлены в его сторону. Мое тело, в отличие от моего разума, находит взгляд Тирнана одним из самых возбуждающих ощущений, которые оно когда-либо испытывало. Я продолжаю смотреть прямо в его необычные глаза, пока он использует мою губную помаду, чтобы написать что-то прямо над моей грудью. Когда он заканчивает клеймить меня моей же помадой, он бросает тюбик на пол, откидывается на спинку кресла и любуется своей работой.
Я не даю ему удовольствия смотреть вниз.
– Мне любопытно. Тебе понравился член моего брата внутри тебя?
Да.
– Моего двоюродного брата?
Да.
– Я хочу правды. Думаю, после всего этого я все-таки имею на нее право.
– Какая разница, понравилось мне или нет, лишь бы конечная цель была достигнута? ― произношу я со сталью в голосе.
Точно. Как я мог забыть? Ты хочешь ребенка. Я никогда бы не подумал, что у тебя детская лихорадка, когда встретил тебя.
– Я не хочу.
– Но ты все равно хочешь?
– Да.
– Почему? ― сурово спрашивает он, как будто сама мысль о том, что женщина хочет ребенка, выводит его из себя.
– Потому что от меня этого ждут, ― лгу я. – Чтобы обеспечить соблюдение договора.
Он угрюмо качает головой.
– Я сказал правду, жена.
– Моя правда не имеет отношения к делу и не входит в сделку, которую мы заключили вчера в зале заседаний. Если ты хотел ее получить, тебе следовало попросить об этом. Сейчас я не в настроении заново обсуждать условия, когда меня вполне устраивают те, о которых мы уже договорились.
Он наклоняет голову в сторону и внимательно изучает мое лицо, пока не остается ни одного сантиметра, который бы ему не был знаком.
– Я не хотел этого, ― бормочет он сквозь стиснутые зубы.