Понимая, как нелегко гражданину Бондаренко слушать правду, я вновь плюхнулась на стул.
– Пойми, это слишком серьезное дело…
Я поджала губы.
– …Кондрашов не тот человек с которым можно обсуждать цвет обоев в игровой форме…
Я принялась внимательно изучать прямолинейный рисунок паркета.
– …да, ты давно работаешь и уже готова к чему-то весомому…
Я согласно кивнула.
– …но ответственность слишком велика.
Я подняла глаза и пробуравила Андрея Юрьевича укоризненным взглядом.
– …хорошо, – он откинулся на спинку кресла, – ты будешь вести этот проект вместе с Бережковым.
Ну вот еще! С какой стати!
– …и не нужно на меня так смотреть!
– Я не могу вести с ним этот проект… (А ну-ка, щеки, порозовейте немедленно!) Бережков… он… м-м-м… ну как бы это сказать…. м-м-м… он тоже ко мне неравнодушен… и… существует большая вероятность того…
– Наташа!
– Андрей Юрьевич, честное слово, вы не пожалеете! Доверьте мне этот чертов проект! – Мой голос взлетел к потолку и рухнул на Бондаренко.
С минуту он молчал, внимательно изучая меня (лучше бы он изучал мои дипломы и портфолио), а затем провел ладонью по лицу, будто стер вселенскую усталость, и сказал:
– Амелина, делай что хочешь.
И это была победа! О, какая это была победа! Самая лучшая! Самая настоящая!
Не отказывая себе в удовольствии, я бросилась с объятиями к Андрею Юрьевичу и с обожанием поцеловала его в гладковыбритую щеку.
– Вы не пожалеете!
– Пожалею…
– Вы будете мной гордиться!
– Не буду…
– Потом вы пожмете мне руку и увеличите заработную плату!
– Вряд ли…
– Вы сами прибьете мой портрет на доску почета!
– У нас нет доски почета…
– Никогда не поздно ее повесить!
– Амелина!
Я очнулась и поняла, что уж слишком злоупотребляю добротой и растерянностью своего босса. Я практически сидела у него на коленях, мучая объятиями, непрерывно целуя в щеку (щека была замусолена уже прилично…).