Джеремайя не приходит. Он не пришел ни в тот день, ни на следующий. Ни через неделю. Я каждый день бегаю трусцой в парке Рэйвен, покупаю одежду, но в остальном никуда не уезжаю. Мне это не нужно. Я знаю все места, где прячется мой брат, вернее, я знаю их достаточно, чтобы ударить его по больному месту. Я знаю Бруклин. Я знаю ее расписание. Я также знаю, что если я вернусь в особняк Рейн, меня впустят.
На это я и рассчитываю.
Мой план прост. Обманчиво прост.
Но придется подождать.
Несвятые приносят еду в дом, где мы остановились. Они даже готовят. Другие люди, которых я не знаю, тоже приходят. Мужчины с оружием. Мужчины, которые, как я знаю, охранники. Но они никогда не остаются на ночь. Люцифер увольняет их на закате каждый божий день.
Он сказал мне, что этот дом принадлежит ему. Не парк, потому что город не продал бы его ему, а дом. Тот, в который он и меня привел. Где я узнала правду об Джеремайи. И дом, в котором живет Джули с ребенком.
Мы сидим на заднем крыльце старого дома, на ступеньках, смотрим на реку Рэйвен в нескольких футах от нас. Тихий звук журчащего в темноте ручья по-своему успокаивает. Люцифер курит, и я наслаждаюсь его ароматом. Мне как-то... комфортно.
Мы не прикасались друг к другу с тех пор, как пришли сюда. Эзра обходил меня стороной, что странно, учитывая, что он первым напал на моего брата. Атлас несколько раз хлопал меня по спине, а Мейхем все время смотрит на меня. Кейн ведет себя тихо и большую часть дня сидит в своей комнате. Интересно, что они упускают? Они не приводят сюда девушек. Интересно, поддерживают ли они связь с Рией или с кем-нибудь из девушек из Ночи Несвятых? Интересно, что случилось со всеми теми, кто был отравлен.
Люцифер знает, что я планирую сделать. Вернее, он знает, что я планирую что-то сделать. Он не спрашивает меня, что именно. Он больше не упоминал Джеремайю, хотя я слышала, как он говорил о нем со своими охранниками в тишине, когда думал, что я не слышу.
Я слышала, как Атлас проклинал моего брата даже больше, чем я сама в своих мыслях. Я не могу их винить. Они знали его много лет. Он предал их и меня.
Но я не говорила об этом с Люцифером. Я не хотела.
— Расскажи мне о Джули, — говорю я, глядя в ночь. Я не уверена, что хочу услышать. Я знаю, что она все еще жива, что мой брат еще не закончил эту работу. Надеюсь, он не настолько одурел после нашей последней встречи, что облажался так сильно, что кто-то другой убьет его до того, как я до него доберусь.
Люцифер молчит, выпуская колечко дыма. Я начинаю думать, что он может просто игнорировать меня. Я начинаю думать, что это может быть к лучшему.
— Джули... она была чем-то вроде подруги. Когда я учился в старшей школе.
Я сглатываю. Несмотря на то, что мы с Люцифером не прикасались друг к другу, я хочу этого. Но каждый
вечер он желал мне спокойной ночи после молчаливых, угрюмых ужинов с Несвятыми. Он укладывал меня в постель, не делая этого буквально. В большинстве случаев у него на бедре висел пистолет, а его комната находилась рядом с моей. Ночью я слышала, как он ворочался, как и я. Я знала, что он заботится обо мне. И дает мне пространство.
Интересно, думает ли он, что я теперь испорчена?
Я не хочу его спрашивать.
— Однажды мы переспали, — продолжает он.
Ни хрена себе, думаю я, но ничего не говорю.
— Она забеременела, — он снова затягивается сигаретой. Я хочу сломать ее пополам или потушить о собственные глаза. — Она сказала, что он мой, — краем глаза я вижу, как он пожимает плечами. — Это была ошибка, секс. Мы были пьяны. Молоды. И глупые.
Ему был двадцать один, когда мы познакомились. Сейчас ему двадцать два. Не такой уж молодой.
Но это не то, что меня волнует. Я не хочу знать ничего из этого. Я хочу знать результат. Что было дальше. Что происходит сейчас.
Он гасит сигарету на крыльце, перемалывая ее в ноль, с чуть большим усилием, чем это, вероятно, необходимо. Он оставляет ее там, между нами, и сжимает руки вместе, повесив голову.
— Я поверил ей, понимаешь? — спрашивает он. Он поворачивает голову и смотрит на меня, руки все еще сцеплены. — Черт, она, наверное, тоже поверила.
Я ничего не говорю. Я задерживаю дыхание.
— Я верил, что она моя. Но после той ночи мы ссорились, как кошка с собакой. Она, казалось, ненавидела меня за то, что я не хотел быть с ней. Быть семьей.
Последнее слово он произносит с усмешкой. Зная, через что он прошел со своей собственной семьей, или то немногое, что я о ней знала, я не могу его винить.
Зная свою собственную семью, я не могу винить его. Я уже даже не уверена, что это слово должно означать. Семья.
— Она обращалась со мной как с дерьмом. Я позволил ей. Это была моя ошибка, как и её.