— Мне так жаль, — говорит он мне в волосы. — Мне так жаль, что я не нашел тебя раньше.
Я знаю, что что бы ни случилось, это будет трудно услышать. Может быть, я не хочу знать. Я не уверена, что когда-нибудь захочу узнать.
Глава 18
Настоящее
Обед с Николасом начинается с напитков. Я уже навеселе, когда опускаюсь в кресло напротив него в одном из ресторанов отеля. Это место действительно похоже на собственную деревню для больных, извращенцев и страждущих.
Но у Николаса есть напиток, который ждет меня, похоже, ром с колой, и я готова принять этот недуг в любой день. У него также есть ледяная вода, и я киваю ему в знак благодарности за то и другое, прежде чем потянуться за алкоголем.
— Тебе лучше притормозить, малышка, — предупреждает он меня. Я хочу сказать ему, что я не гребаный ребенок, но вместо этого я просто пью.
Он закатывает глаза и опирается предплечьем на стол. Никто еще не пришел принять наш заказ, и я рада этому. Я хочу сначала разобраться с этим. Тогда я буду знать, смогу ли я есть без рвоты.
Николас одет в белую рубашку, рукава закатаны у предплечий. Он криво улыбается мне, когда я допиваю свой напиток и тянусь за водой, но улыбка не совсем соответствует его глазам.
— Что происходит между тобой и Джеремаей? — спрашивает он меня.
Вопрос застает меня врасплох. Я позволяю ледяной воде пройти по моему горлу, охлаждая жжение от рома.
— Почему ты не спросил его об этом?
Его глаза сужаются в щелки.
— Я спросил. Но теперь я спрашиваю тебя.
Я откидываюсь назад, беру со стола полотняную салфетку и разворачиваю ее, натягивая на колени, чтобы было чем заняться, несмотря на то, что еды пока нет.
Я сжимаю руки на коленях.
— Что он сказал?
Николас проводит рукой по лицу.
— Вы двое похожи больше, чем ты думаешь, — сказал он, застонав. — Вы определенно брат и сестра. Стопроцентный Рейн и стопроцентные засранцы.
Я громко смеюсь.
— Мы не похожи, — возражаю я.
Я не хочу, чтобы мы были похожи. Мы не можем быть похожи. Я не думаю, что я святая, по крайней мере, по воображению. Но Джеремайя хуже самого сатаны.
— Он бы застрелил Кристофа ради тебя, сегодня утром, — говорит Николас, внезапно посерьезнев, глядя на меня сквозь светлые ресницы. — Он убил бы его в той комнате для совещаний и попросил бы кого-нибудь сжечь тело. Ты это знаешь?
Я отмахиваюсь от его предположения, что каким-то образом Джеремайя действительно изменил свое отношение ко мне. Я хочу, чтобы это было правдой. Но он только притворялся, чтобы заставить меня согласиться избавиться от Джули и Несвятых. И Люцифера, напоминаю я себе.
— Неважно. Он нацелил пистолет мне в голову только прошлой ночью и нажал на гребаный курок. Или ты забыл об этом?
Выражение лица Николаса серьезное.
— Нет, — говорит он, его голос звучит резко. — Я не забыл. И не забуду, — он наклоняется вперед, опираясь локтями на стол. — Но я не думаю, что Джеремайя тоже забудет. Я думаю, он сожалеет об этом.
— Это то, что он сказал? — спрашиваю я, зная, что это не так.
Николас не отводит от меня взгляда.
— Нет, — правдиво отвечает он. — Но я знаю его. Больше, чем ты. Больше, чем кого бы то ни было. Он сожалеет об этом. И он сожалеет, что поставил тебя в такое положение, чтобы сделать что-то, что, как он знает, причинит тебе боль…