— Ясна, — раздраженно окликнул девушку Амьер, — хватит вертеться, ты здесь все уже видела, иди сюда.
Ясна подошла к пустой раме на стене, возле которой стоял муж. Амьер нажал последовательно несколько рун и знакомо заклубился туман. Когда муж поднял руки, чтобы дотянуться до верхней руны, Ясна увидела, что на левой руке у него кожаный наручень, плотно обхватывающий запястье. Подхватив девушку на руки, Амьер переступил через раму. Ясна обняла мужа за шею и уткнулась лицом туда же, закрыла глаза.
— Отцепись от меня и открой глаза, — услышала Ясна.
Она разомкнула объятия и распахнула глаза и была тот час же поставлена на ноги.
Девушка огляделась. Они оказались в большой комнате с такими же стенами из камня и пустыми рамами.
— У вас во всех домах есть такие помещения?
— Во многих.
— Насколько я помню, Владыка перемещался без помощи такой комнаты. А ты с трудом нас вывел с утеса, где мы стали супругами.
— У Владыки много талантов, — скривился Амьер, — а закрепленные проходы стабильные и безопасные. Зачем напрягаться, если все можно сделать проще и надежней.
— Мне бы хотелось узнать об этих ваших странных зеркалах …
— Ты не сможешь понять, — перебил ее Амьер, — сама ты никогда не будешь так ходить, так зачем забивать свою хорошенькую голову бесполезными и загадочными знаниями.
Сказав это, мужчина направился к выходу и пригласил Ясну пойти с ним.
— Амьер, мы в княжестве? — спросила девушка, выходя вслед за мужем из комнаты.
— Да, мы в моем столичном доме.
— А где отец? Здесь, в столице или в поместье?
— Он в столице и сейчас мы к нему поедем.
Идя следом за Амьером, Ясна с удивлением и радостью рассматривала дом. Он совсем не похож на мрачный, темный замок. Дом был теплым, наполненный солнечным светом, льющимся из больших окон, стены и мебель в комнатах, куда успевала заглядывать любопытная Ясна, радовали яркими или светлыми красками. В таком доме она бы согласилась жить и никогда не возвращаться обратно в горы.
На улице Ясну встретила солнечная осенняя погода, дом окружал ухоженный сад, листья на деревьях уже пожелтели и покраснели, но еще не совсем облетели. Воздух пах чем-то родным, теплым, близким ее сердцу. Ясна не смогла сдержать слез.
— В чем дело? — нахмурился Амьер, подсаживая жену в легкую двуколку. — Прекрати плакать, ты скоро увидишься с отцом, здоровье его идет на поправку. Его жизни уже ничего не угрожает.
— Он был при смерти? — ужаснулась Ясна. — Он мог умереть, а ты мне не говорил об этом?!
— Я же сказал, он выздоравливает, — раздраженно ответил Амьер, усаживаясь рядом с женой и беря в руки вожжи, — не стоит расстраиваться о том, что так и не случилось.
— Но как же так! — всхлипывала Ясна. — Отец умирал вдали от меня, а я даже не знала об этом.
— Хватит, Ясна, я не тронусь с места, пока ты не успокоишься, если и дальше будешь продолжать доставать меня, мы вернемся в дом и, возможно, сегодня ты не увидишься с отцом.
— Ты жестокий человек, Амьер, — пытаясь сдержать льющиеся слезы, сказала Ясна.
— Я не человек! — вырвалось у раздраженного Амьера.
— Что? А кто же ты? — обескуражено спросила Ясна.
У нее даже слезы высохли. Она подозревала, но Амьер сейчас подтверждал это.
— Я — волерон, — с досадой на свою несдержанность ответил Амьер.
— А волероны не люди?
— Когда-нибудь ты все узнаешь, но сейчас не время и не место для этого. Настоятельно прошу тебя замолчать и не открывать рот до самого дома твоего отца.