Она вспоминала всю свою такую недолгую жизнь. Беззаботное детство, любящие и любимые папа и мама, и появление в ее жизни Аруана. Старший друг, заботливый и внимательный, это он дул на ее разбитые коленки и прикладывал к ним подорожник, вытаскивал из кос травинки и листья, а бывало и заплетал растрепавшиеся волосы, учил ее плавать, забавлял, смешил, играл с ней, успокаивал, когда умерла ее старая кошка, а потом подарил котенка.
И Аруан был с ней рядом после смерти ее матери — поддерживал, утешал, осушал ее слезы. Но и он же развращал ее, когда она, в общем-то, была еще ребенком, теперь для Ясны всё было очевидно. А она тогда не могла ни с кем этим поделиться, несмотря на то, что все, что делал с ней Аруан, ей не нравилось. Кому она могла рассказать, довериться? Только тому же Аруану, но он не хотел ее слушать и не прекращал посвящать ее в недетские забавы. И любя его, как брата, как близкого друга, терпела все это. Конечно, теперь, раздумывая обо всем, она понимала, что не надо было терпеть, надо было сразу же все прекратить. Но тогда она была слишком юна, слишком к Аруану привязана, боялась его потерять.
Она любила его, как самого близкого ей человека, их столько связывало. И поэтому она так боялась за него, страшилась того, что он может натворить ради нее. Или ради себя? Кто она для него? Подруга и сестра? Нет, иначе он бы не стал растлевать ее. Любил ее не как сестру? Но, наверное, тогда бы не трогал ее, берег? Или потому, что испытывал к ней страсть, делал все эти вещи? Ясна додумалась до того, что для Аруана она была игрушкой, с которой можно было делать все, что вздумается, не заморачиваясь ее желаниями и согласием.
Вспоминая их отношения с Аруаном, она пришла к выводу, что всё изменилось, когда он вернулся после того, как пробыл полгода в горах. Оттуда он приехал другим. Она просто не хотела этого тогда принять, но Аруан постепенно становился не тем чутким, заботливым, внимательным к ней мальчиком. Именно тогда он стал более равнодушным к ее желаниям и чувствам. А она любила его, была зависима от него и не хотела этого понимать. Как бы еще долго она цеплялась за образ мальчика из ее детства, самого близкого друга? Почему он так к ней стал относиться? Потому, что увидел, как на самом деле относятся волероны к людям?
От всех этих мыслей и самоедства пухла голова и появлялось горькое осознание того, что уже ничего не исправить.
Ей уже давно надо было трезво обо всем подумать и уяснить — Аруан не тот мальчик, что утирал ей слезы, утешал, заботился о ней. Это взрослый мужчина, и желания у него далеко не детские по отношению к ней. А раз он взрослый, то сам должен думать о себе и о том к чему приведут его поступки. А у нее другая жизнь, теперь не связанная с ним.
Что же так поздно она это поняла! Умом-то она поняла, а сердце всё равно болело и душа переживала об Аруане. Амьер не оставит все просто так.
Ну вот, ее мысли опять вернулись к мужу. Она вспомнила их первую встречу. Что уж теперь перед собой-то притворяться. Тогда ее маленькое сердечко рядом с ним билось быстрее, а в горле пересыхало от его близости, и от его голоса кожа покрывалась мурашками. Это безумство — ее чувства к нему. Она сумасшедшая, если после того, что он сделал ей, может думать о любви. Да и любовь ли это? Любят за что-то хорошее, а она любит вопреки. Да и можно ли влюбиться, не зная человека, вернее, зная его совсем даже не с лучшей стороны? И за такое малое количество встреч? Наверное, нельзя. Так что это безумство, болезнь, а не любовь.
Она думала, что после того, как он причинил ей боль, кроме отвращения и страха, ничего к нему не будет испытывать. А уж когда он обрек ее на смерть, обвиняя в измене, казалось бы надо его возненавидеть. Но опять глупое сердце подвело ее, боль забылась, а его голос и близкое горячее дыхание сводили с ума. Боги! Какая же она дура! Как можно бояться его и в то же время тянуться к нему, к его невозможному хриплому голосу, горящим глазам, обжигающему дыханию! Что он должен еще сделать с ней, чтобы она возненавидела его?
Думать об Амьере было больно. И страшно! Поверит ли ей? Да, она виновата, совершила глупость. Но она не хотела этого, она шла, чтобы уговорить Аруана оставить ее в покое, забыть. Она не подозревала, какие планы вынашивал ее друг. Страшно было думать — если бы не змей крылатый, то ее бы украли.
Еще был один повод для раздумий — крылатый змей. Вспоминая рассказы няни, замок с огромными коридорами и комнатами, странные балконы, непонятный разговор Аруана и Ингедая и еще кое-какие мелочи, она пришла к неутешительному выводу — этот змей Амьер. Она не хотела этому верить, это было немыслимо, бредово. Но этот змей не съел ее. И кто принес ее сюда? Не змей же. Или Амьер, скинувший облик змея? Или этот змей не Амьер, он просто подчиняется ему, а сюда ее принес подоспевший муж?
Что же все-таки будет с ней? Почему Амьер до сих пор не появился?
Забряцала дверь и Ясна села на кровати. Дверь открылась и вошел Амьер, закрыл за собой дверь и застыл, оглядывая камеру. Увидев ширму, хмыкнул. Затем подошел к столу, взял табурет и, поставив его впритык к кровати, сел на него.
Ясна вжалась в стену, не замечая ее ледяной холод и царапающую поверхность.
— Ну, здравствуй, вероломная жена, — произнес Амьер, пристально рассматривая Ясну, — как тебе новые покои?
— Холодно, — ответила Ясна.
— Да? — приподнял одну бровь Амьер. — Мерзнешь опять?
Ясна кивнула, горло сжало от страха.
— Что мне с тобой делать, Ясна? — спросил тихо Амьер.
— Выслушай, Амьер, прошу тебя, — с трудом выталкивая слова из сухого горла, попросила девушка, — я могу все объяс…
— Лучше замолчи! — перебил ее Амьер, повышая голос. — Я не хочу слышать твои лживые оправдания!
Ясна испуганно примолкла.
— Что мне с тобой сделать такого, чтобы у тебя отпала охота сбегать? У твоего дружка надолго, может, насовсем пропало желание искать встречи с тобой.
— Что ты сделал с Аруаном? — вырвалось у Ясны.
— Что?! — взъярился Амьер. — Ты еще смеешь спрашивать о нем? Может разложить тебя на этом топчане и… наконец осуществить наш брак, а потом регулярно навещать, чтобы ты думала только обо мне, пусть даже проклиная?
— Амьер, прошу тебя, — с трудом произнесла девушка, холодея от ужаса.
— Нет, не здесь, пожалуй, — скривившись брезгливо, сказал Амьер, — твоя постель не очень чистая, хотя, если ты будешь подо мной…
— Нет, не надо сейчас и здесь, прошу тебя, Амьер.
— А когда надо, Ясна?
Он неожиданно наклонился к ней, протянул руку, схватил больно волосы на затылке, притянул ее голову к своему лицу.