— Сколько?
— Пять-семь лет, — выдохнул старик. — Потом полный распад личности, безумие. Или цирроз печени и разложение органов, если налегать на химию. Но это реже.
— А вы? — Я присмотрелся к Соломону, он казался старше меня лет на сорок.
— Я раскрылся поздно. — Его голос стал бесцветным, взгляд устремился вдаль. — И мое время на исходе.
Я не успел ничего сказать. Меня коснулось холодное дыхание. Я прикрыл глаза и через секунду ощутил направление. Центр Полиса, на стыке промышленных районов. В памяти проявились спутниковые снимки: старый город, исполинская железобетонная мачта — ветхая телебашня, по сей день самая высокая в мегаполисе. Я повернулся на запад, пытаясь найти знакомый силуэт, и замер. В небе над высоким шпилем зиял жуткий разлом. Внутри клубится и мерцает тьма, острые края врезаются в задымленную небесную плоть. Не обращая внимания на плывущую реальность, я потянулся к нему. Не зрением, а скорее новым чутьем.
Пустота и темнота, словно я заглянул в пропасть. Страх схватил за горло, сердце забилось в истерике. Ноги подкосились, и я начал оседать на ржавый пол площадки. Соломон успел подхватить меня.
— Спокойно, сейчас отпустит.
Костлявая ладонь коснулась моего лба. Ещё несколько секунд я пребывал на грани беспамятства, но потом слабость прошла. Я стал на ноги и осмотрелся. Мир обрел прежние краски, морок уступил место реальности. Надрыв не исчез, но его бездна больше не грозила поглотить меня. Черные воронки и трещины в небе потеряли четкость, стали размытыми.
— Ты сопротивляешься, — выдохнул Соломон.
— Я… что?
— Плохо поддаешься прямому воздействию. — Старик выглядел уставшим, на морщинистом лбу проступил пот. — Но смотришь правильно. Этот надрыв — чудовищных размеров аномалия. Он и есть наша цель.
— Цель? Что это вообще?
— Работа корпорации. Масштабный проект. — Соломон посмотрел вдаль. — Год назад УВБ закрыло старый центр города. Начались какие-то работы на телевышке. Мы не знаем, что там творится, вся информация закрыта. Но… — Он перевел дыхание. — Месяц назад пространство вокруг башни словно взбесилось. Жёсткое электромагнитное излучение, преломление торсионных потоков… информационный коллапс! Семеро сенсеров погибли, ещё двенадцать тронулись умом, пока мы научились, как следует закрываться, подобрали нужные препараты. — Соломон старался говорить бесстрастно, но на морщинистом лице застыла боль. — Подобные возмущения, правда, меньших масштабов замечены в беспокойных секторах. Я ещё не подогнал научную основу, но, похоже, корпорация затеяла какие-то испытания.
— А что с остальными? Как реагируют обычные люди? — Я неожиданно сильно проникся бедой, словно сам знал пострадавших.
— Простые люди менее восприимчивы. — Старик задумался. — Сотня несчастных случаев, пара производственных аварий. Ты, наверное, слышал. Хотя… — он уперся в меня взглядом, — это лишь вопрос времени.
— Почему?
— Юра, пойми, это лишь начало! Они настраиваются. — Соломон поежился, запахнул плотнее тонкий халат. — Прошла информация, в черте Полиса запускают новую атомную подстанцию. Мы думаем, для питания этой установки.
— Если она заработает на полную мощность… — Мне стало страшно. — Соломон, что тогда?
— Мы сгорим. — Сухо ответил старик. — А население Полиса… даже не берусь предположить. Теперь ты понимаешь?
Я неуверенно кивнул. Слишком много свалилось на голову. Новые способности, непонятные сенсеры, к которым я теперь принадлежу, пугающе глобальные планы корпорации. Я неожиданно стал частью невидимого противостояния. Сложно и страшно, но я чувствовал в себе силы. Многое стало на места, в голове выстраивались новые последовательности. А главное — появилось время. Пусть немного, но всё же больше, чем считанные часы. Когда-нибудь я смогу вернуться к Древу. Жаль только рухнула уютная иллюзия, развалился навсегда прежний мир.
— Надо спускаться. — Сказал Соломон. — Я погасил приступ, но это временно. Тебе нужны кое-какие лекарства.
Я глянул на город новыми глазами. Он стал агрессивнее, краски немного выцвели, кое-где наметились новые аномалии. Но это всё ещё мой дом. Я должен сохранить его, пусть даже таким.
— Идем. — Лестница скрипнула под сапогом, я начал спускаться.
***
— Синусный ритм восстановлен… — Слова тихим эхом прошлись в голове. — Дыхание есть, сатурация растет.
Это Соня. Голос спокоен, никаких эмоций. Так может говорить хладнокровный хирург, но не хрупкая девушка. Чего ещё я о ней не знаю?
— Отлично, сейчас разбудим. — Соломон звучал человечнее, голос выдавал усталость. — Кровь в камеру, состав глянем позже. Давай нашатырь.
Резкий запах легко вырвал меня из забытья. Нехитрая рецептура аммиачного раствора не меняется уже сотню лет.
— Три с половиной минуты, — констатировал Соломон. — С возвращением, Юрий.
Глаза открылись, показался грязновато-серый потолок, шов между плитами. Спина чувствовала что-то твердое, похоже, я лежал на столе. Тело казалось деревянным, мышцы застыли, но голова была ясной. «Холодный ум и чистые руки», — всплыло в памяти. Я с трудом разлепил губы: