— Юра…
— Юрий, ты понимаешь, кто мы? Кто ты?
Я покачал головой.
— Тогда, немного теории. — Соломон вступил сухим академическим тоном. — Сенсер есть человек, способный чувствовать изменения информационной оболочки пространства, возмущения торсионных, электромагнитных и других полей, следы искусственного вмешательства в ноосферу. — Выдержал паузу, давая возможность переварить услышанное. — Чувствительность и способности к воздействию — результат интенсивной работы нервной системы… высокого КПД мозга, если хочешь. Но дается это не просто так.
— Получается какой-то экстрасенс, — растерянно предположил я.
— Затертое слово… — поморщился старик. — Сверхчеловек. Может новая ступень эволюции, но скорее тупиковая ветвь, деградирующее звено. Ты не дослушал…
— Не вываливай всё сразу. — Грозный Князь странно посмотрел на меня, в глазах мелькнуло сочувствие. — Тронется еще.
Непонятно, что испугало меня больше: тон Соломона или беспокойство со стороны бородатого крепыша. Я вопросительно уставился на старика. Тот вдруг взорвался:
— Нет, объяснять надо сразу! Чтоб не возникало дурных иллюзий!
— Он ведь не в себе, — Сонька говорила без особой надежды, она знала старика. — Пусть сначала охимичится, риск меньше.
— А ты вообще молчи. Я твои подавляющие слышал ещё на границе сектора. — Голос Соломона зазвенел, как сталь. — Иди, смешай концентрат, сегодня понадобятся твои способности.
Сонька покорно последовала в соседнюю комнату. Сквозь проем я увидел длинный стол, заставленный лабораторным стеклом, растворами и порошками. Чуть дальше — широкое окно и несколько ярусных коек.
— А ты вернись за компьютер и проверь возмущения в тринадцатом.
Князь пробурчал что-то неразборчивое и оставил нас. Больше на маленькой базе не было никого. Очередь дошла до меня:
— Идём. — Соломон взял меня за локоть и повел к лестнице наверх.
Бетонные ступени вывели нас на крышу. Серый двухэтажный коробок, казалось, потерялся на окраине огромного мегаполиса. Зеркальные стены высотных корпусов смотрели на запад. Жизнь начиналась там. Скелет старой вышки раньше оправдывал унылое строение. Теперь ржавые ребра над головой выглядели скорее укором.
В паре километров виднеются заграждения внешнего периметра. За ними начинается огромная пыльная равнина — тень озоновой дыры. Сквозь неё строго на восток уходит лишь один путь. Восточная магистраль, дорога жизни на пограничный Полис-12 — последнюю часть ядерного щита страны.
Первые шаги дались легко. Небо осталось просто небом. Грязным и задымленным, но целым. Сквозь мутные разводы наверху даже угадывался бледный силуэт солнца. День ещё не перевалил за середину. Внутри мелькнула надежда, что последние сутки мне только приснились.
— Все нормально? — Бросил Соломон. — Горизонт на месте?
Я кивнул.
— Давай за мной.
Сутулый старик шагнул к хлипкой технической лесенке и уверенно полез на вышку. Я растерялся, но спустя мгновение последовал за ним. Вскоре мы уже стояли посреди продуваемой обзорной площадки на высоте трех десятков метров. Холодный ветер ударил в грудь, прохлопал одежду, вытягивая тепло. Я одернул ветровку, накинул капюшон. Следующий порыв принес острый запах газа — знакомое дыхание Полиса.
— Много они понимают, — пробурчал Соломон. — Ты должен продержаться, как можно дольше. Значит, не время жалеть себя. Смотри!
Он легонько коснулся моего виска, и в голове рухнул невидимый барьер. Мир поплыл. Небо пошло мутными разводами, на дымной завесе проступили трещины. Над крышами далеких небоскребов закрутились гигантские темные воронки. Весь мир исказился, словно отраженный в кривом зеркале. Старик, между тем, вещал:
— То, что ты видишь — следы. Мы уродуем оболочку мира. — Он глянул на меня. — Нет, не именно мы. Человечество, в ходе развития.
— Почему я вижу так? — Я с трудом перевел дыхание. Сердце билось где-то под кадыком. — Что это значит?
— Сейчас ты на грани. Воспаленный мозг пытается перевести это, — он махнул рукой, — в приемлемую для восприятия картинку, используя твой эмоциональный опыт. Нервное расстройство делает тебя более восприимчивым.
— Откуда…
— Знаю, — оборвал Соломон. — Слушай дальше. Как я сказал, это не дается даром. Мы горим. Нервная система не держит таких нагрузок. Жёсткие химикаты, инъекции ингибиторов тормозят процесс… — Он глубоко вдохнул. — Но спокойной старости не будет.
Пришло мистическое спокойствие. С неизбежным я уже смирился, а теперь мне предлагали время. Я даже испытал легкое облегчение. Тихо спросил: