От напряжения лоб загудел. Опасно столько думать. Спятить можно.
Дверь ванной щелкает, и я возвращаю мобильник на тумбочку. Колобка встречаю широкой улыбкой. Почти не пакостной.
— Проснулся? — фыркает она, махровым полотенцем пропитывая мокрые волосы.
— Ты надеялась, что этого не случится? — Мои брови ползут вверх от ее заботы и вежливости. Я к ней со всей душой, чуть ли не в любви признаюсь, а она только и делает, что гонит меня и проклинает.
— Я надеялась, что ты сбежишь, продрав глаза, — признается она.
— А мне некуда бежать. Тем более здесь кормят, — скалюсь я, вылезая из постели, вместе с выпирающей в трусах дубиной.
Взгляд Колобка опускается вниз, и челюсти начинают размыкаться. Но едва я делаю шаг вперед, как она, покраснев, отворачивается. Сильнее теребит свои волосы и что-то бубнит под нос.
— Не стесняйся в комплиментах. Я люблю быть в центре внимания, — произношу урчаще, ладонями крадясь по шелку ее халата.
Колобок замирает. Не отталкивает меня, не ворчит. Позволяет обнять ее со спины и положить руки на живот.
— Как наша малышка? — шепчу ей на ухо, вдыхая цветочный запах ее геля или шампуня.
Так кайфово ждать рождение ребенка, которому собираешься дать свою фамилию. Воображение уже рисует картину, где Габи заявляет задирам: «Да вы хоть знаете, кто мой отец?!» Приятный озноб по телу от осознания ответственности за маленькую хрупкую жизнь.
— Твой любимый братик же не будет против ее удочерения мной?
Колобок поворачивает голову к тумбочке и хлопает ресницами, словно взлететь собирается. Я кончиком носа веду вверх по ее скуле и губами касаюсь виска. Хочется впиться в ее губы, вгрызться. Повалить ее на кровать и…
Закрываю глаза, горячо выдыхая. Ноги судорогой сводит от того, как в паху жжет. Рядом с Колобком трудно сохранить самообладание.
— Не грузись. Ништяк же, что ты не давала тому дрыщу, — усмехаюсь, отпуская ее. — Я в душ. Принесешь мне полотенце?
— А ванну с лепестками роз не набрать? — бурчит, метнув в меня стрелу глазами.
— Опасно это, Колобок. Успеем еще в ванне похлюпаться.
Губами посылаю ей воздушный поцелуй и отправляюсь в душ.
Холодная вода отрезвляет, снимает остатки дремоты и сводит эрекцию на нет. Полотенце я так и не получаю, но это меня ничуть не смущает и не останавливает. Выхожу из ванной прямо в чем мать родила, мокрыми ногами шлепая на кухню, где у плиты копошится Колобок.
Утопив в молоке ложку, едва следом не отправляет челюсть, когда видит меня на пороге.
— Присмотрись получше, Крош, — пальцем указываю на татушку. — Нормальная корона. Ровненько сидит.
— Ага, — кивает она, таращась на меня округлившимися глазами.
Молоко тем временем бурлит, поднимаясь шапкой и выливаясь на плиту.
— Кашу жаришь? — Киваю на поваливший дым.
Колобок отрывает взгляд от моего льва, бегом включает вытяжку и открывает форточку.
— Простудишься, — делаю ей замечание.
— Смотри сам не простуди ничего, — ворчит, отключая плиту. — Полотенце в комоде. В верхнем ящике.
— Бросай это. Съездим в ресторане похаваем.
Маманя вчера подогнала мне бабосов, так что могу себе позволить накормить девчонку чем-нибудь вкусненьким.
— Давай-давай, — пошевеливаю ее. — Нам все равно за цветами ехать.