– Подумать только, он и мамашу притащил, – услышала я. Повернула голову в том же направлении, что и свекровь, и увидела скромно одетую женщину за одним из столов. И как-то неожиданно догадалась, о ком и о чём говорит Полина Григорьевна. Женщина явно была матерью Фёдора. Она тоже оказалась в числе приглашённых, и этот факт, судя по всему, прошёл мимо Полины Григорьевны, став для неё неприятным сюрпризом. Хотя, удивление свекрови по поводу присутствия Антонины, казалось странным. В конце концов, мать Фёдора приходилась Альбине Моисеевне родной племянницей, странно было бы её не пригласить на торжество. Её пригласили, а в известность Полину Григорьевну об этом не поставили.
Мы присели за наш стол, самый близкий к имениннице, на нас все смотрели, а я вдруг почувствовала жуткую неловкость. А всё оттого, что Альбина Моисеевна продолжала ко мне присматриваться, а затем недовольно качнула головой. Я подняла руку и аккуратно поправила воротничок на платье. Он буквально душил меня, хотелось дёрнуть ткань рукой, но я терпела.
Слава заметил движение моей руки, повернул голову и на меня взглянул. Очень внимательно. А когда его взгляд продлился больше двух секунд, я не выдержала и спросила:
– Что такое?
– Ты можешь перестать делать несчастное лицо? – процедил он сквозь зубы.
Я удивилась и у меня снова вырвалось:
– Что?
– И перестать «чтокать», – выдохнул он зло. А Полина Григорьевна осторожно толкнула сына локтем, негромко проговорила:
– Перестаньте ссориться. Нашли место.
Я, между прочим, ни с кем и не ссорилась. И разве я виновата в том, что Слава вырядил меня в платье, которое мне совсем не идет, к тому же подчёркивает мою бледность и худобу? Хотя, я не считала себя сильно худой, но в этом платье, на самом деле, смотрелась, как каланча. Закутанная едва ли не в рясу.
Я опустила взгляд в свою тарелку с салатом. В зале произносились речи, люди ели, выпивали, кажется, веселились, а я сидела за столом, который по странному стечению обстоятельств будто оказался на выселках. За нашим столом весело никому не было. Полина Григорьевна переживала отчуждение от звания главной гостьи и родственницы на этом празднике, Слава был недоволен присутствием Фёдора и тем, что бабушка без конца того к себе призывала и что-то тому говорила. А Фёдор, запросто присаживался перед её стулом на корточки, слушал и улыбался. У этих людей всё было хорошо. У них был праздник и веселье в душе. А я уже предчувствовала окончание этого вечера. Когда мой муж, взвинченный и недовольный тем, как всё прошло, привезёт меня домой. Настроения у меня совершенно не было. Мне даже есть не хотелось. Единственное, чего я хотела, так это снять с себя это ужасное платье.
В какой-то момент многочисленные родственники всё-таки смогли привлечь внимание Славы к своей персоне, он отошёл к другому столу, Полина Григорьевна тоже снялась с якоря, поспешила к Альбине Моисеевне, видимо, всё же жаждала получить порцию благодарностей за свои старания, а я осталась одна. Слава, уходя, обжёг меня взглядом и, кажется, цыкнул, что должно было означать оставаться на месте, но раз мне так и так переживать его недовольство этим вечером, так может делать то, что хочется?
Во-первых, я выпила шампанского. Бокал залпом. И тут, как по волшебству, рядом возник услужливый официант и снова мой бокал наполнил. Я взглянула на него в задумчивости, после чего мысленно махнула рукой, и выпила ещё один. Сдёрнуть душащий меня воротник захотелось ещё больше. Но вместо этого я решила поесть. А что? Шампанское приятно ударило в голову, и мне захотелось поесть. Я ещё поглядывала по сторонам, понимала, что до меня никому нет никакого дела, меня никто и не знал, если честно. Для всех я была женой Славы, и никто не рисковал ко мне подходить. Мой муж всегда пытался выставить себя перед многочисленной роднёй некой недосягаемой личностью. Вот и сейчас я нашла его взглядом, увидела, что он стоит в окружении родственников и сдержанно улыбается, выслушивая их. Слава всегда так улыбался, встречаясь с жителями города на камеру, выслушивая проблемы и требования тех. Вроде бы слушал внимательно, кивал, улыбался, но большая часть их речей проходила мимо его ушей. Вот и сейчас он стоял с таким же видом.
– Тебя зовут Маша, да?
Я, сосредоточившая внимание на персоне мужа, что находился от меня на другом конце банкетного зала, даже не заметила, как рядом со мной присела женщина. Я повернула голову, вдруг поняла, что это Антонина, мать Фёдора. Её желание поговорить со мной, меня, если честно, удивило. Я и троюродного брата мужа знать не знала, а уж его мать и вовсе видела впервые. А она подошла, присела и смотрела на меня как-то по-особенному, с какой-то неясной для меня заботой и тревогой.
Я положила вилку, кивнула.
– Маша.
– Очень приятно. А я Антонина Михайловна. Я племянница…
Я поспешила кивнуть.
– Я знаю. Вы племянница Альбины Моисеевны.
– Ну да. Мы с тобой не встречались никогда, но тётя про тебя рассказывала. Про то, что Слава снова женился. А сейчас смотрю, ты сидишь одна, думаю, подойду, поговорю. Ты же здесь мало кого знаешь.
Я вынужденно улыбнулась.
– Да. А Слава с родственниками отправился общаться.
Антонина Михайловна проследила мой взгляд, тоже взглянула на моего мужа. Точнее, она присматривалась к нему, причём, с каким-то недоверием. Затем зачем-то сказала то, о чем совсем не думала, я это читала по её лицу.
– Слава всегда был очень общительным и умным мальчиком. Ещё с его школьных лет было понятно, что он далеко пойдёт.
– Вы хорошо помните, каким он был в детстве? – спросила я, не удержавшись.
– Хорошо. Мы тогда много общались, когда его отец был жив. Раньше у нас была большая, дружная семья. И мы с Сашей, с его отцом, хоть и двоюродные были, а выросли вместе, да и семьями потом дружили. – Антонина Михайловна чуть смущённо улыбнулась. – Пытались, по крайней мере. – Она понизила голос до шёпота: – Полина-то у него дама с претензиями и запросами. И сына таким вырастила. Не говорю, что это плохо, Слава по жизни идёт уверенно, карьеру делает, а мы уж как жили, так и живём. Звёзд с неба не хватаем. Но поначалу пытались общаться. Федя мой со Славой лет до пятнадцати часто общались, можно сказать, дружили, даже в одной школе учились, пока мы с сыном не переехали. Квартиру в городе продали и уехали. После этого для Полины мы окончательно стали бедными родственниками. – Антонина Михайловна усмехнулась в сторону, затем рукой махнула. Всё же сложившаяся семейная ситуация её расстраивала. – А уж как Саши не стало, и вовсе про родство забыла. Но я не обижаюсь, такой уж она человек, да и мы с ней, собственно, не такая уж и родня. – Я молча слушала, кивала, и не удивлялась услышанному. Характер и рука Полины Григорьевны виделись мне в каждом сказанном Антониной Михайловной слове. Всё так и есть. И Слава, своим снобизмом, весьма похож на мать. – Ты извини, что я к тебе так подсела, без приглашения, я же по-простому. – Она махнула рукой. – Привыкла уже в деревне, там люди без прикрас. Я и сюда-то идти не хотела, Федя убедил.
– Ну что вы. – Я женщине улыбнулась, вполне искренне. – Я сама из маленького городка, там тоже всё по-простому. Поэтому извиняться совершенно незачем.
– Правда? Ты не из Нижнего Новгорода? – Эта информация Антонину Михайловну, кажется, всерьёз удивила. Она меня разглядывала. Затем сказала: – Ты очень красивая девушка. Такая тонкая, такая интеллигентная, почти прозрачная. Вы со Славой очень хорошо вместе смотритесь.
– Да. – Это всё, что я сумела из себя выдавить. Но следом попробовала улыбнуться.