Я промолчала. Промолчала потому, что сама понимала, что перечу мужу. Лично я в своих словах ничего ужасного не видела. Я не грубила, не огрызалась, но его необоснованные обвинения могли обидеть меня точно так же, как и мои слова действовали на него, вызывали возмущение. И любой нормальный человек воспринял бы ситуацию адекватно. А Слава стоял и целенаправленно меня обвинял. Словно искал повод, чтобы поругаться.
– Считаешь, что какой-то сумасшедший звонит мне?
– Слава, у меня нет ни одного знакомого человека, который звонил бы мне на домашний номер! – попыталась донести я до него. Хотелось ещё добавить, что, благодаря ему и нет, он для этого сделал всё. Но мои доводы приводили к противоположным результатам.
– То есть, тебе звонят на мобильный? – Я молча смотрела на мужа, не зная, что ему ответить. А Слава протянул ко мне руку. – Дай мне свой телефон. – Я продолжала молчать, и он нетерпеливо поторопил, добавив в голос строгости и требовательности: – Давай.
Пришлось встать и сходить за своим телефоном. Передать его в руки мужа. Он попытался его включить, смартфон затребовал сверку отпечатка пальца, и это Славу тоже разозлило.
– Что ты там прячешь?
– Да ничего я не прячу! – мой голос сорвался, я почти плакала. И не от обиды, не от страха, а от усталости. В последние недели Слава практически ежедневно выводил меня на эмоции, это было очень тяжело переносить. Он будто издевался надо мной, пытался сломать и посмотреть, что у его личной куклы внутри.
Я приложила палец к сенсору, телефон включился, а я вернулась в постель, легла и отвернулась от мужа. Слава же был занят тем, что проверял мой телефон. По всей видимости, очень старался что-то там найти. Что-то меня обличающее. Никаких чужих номеров им обнаружено не было, хотя, я всерьёз ждала, что он начнёт звонить по номерам химчистки, магазинов и ателье, проверять, не прячу ли я под этими названиями телефонные номера своих любовников. Зато мне досталось за то, что я слишком часто сижу в интернете, судя по всему.
– Я же запретил тебе общаться в соцсетях! Говорил, что о нашей жизни никто ничего не должен знать! Ты хоть понимаешь, что можешь испортить мне карьеру одной фотографией или дурацким замечанием?! Ты же порой не понимаешь, что говоришь и что несёшь, а хочешь вынести всё это на люди?
На меня посыпался поток очередных обвинений. В глупости, тупости, необразованности. Слава заговорил о том, что я всем ему обязана, что он меня кормит, поит и одевает. Что я живу под его крышей, и должна, просто обязана быть за это благодарна. Должна каждый день просыпаться и лить слёзы умиления по поводу того, какой человек рядом со мной, никчёмной дурой, лежит в постели. А я вдруг поняла, что лежу на кровати, подтянув колени к груди, и закрываю уши руками. Потому что слушать всё это больше не могу. Мне хотелось закричать. Сделать хоть что-нибудь, лишь бы больше его не слышать.
Слава подошёл ко мне со спины, схватил меня за руку, которую я прижимала к уху, и с силой потянул на себя.
– Не смей, не смей от меня отгораживаться! Отворачиваться не смей! Ты ничтожество, и никогда об этом не забывай!
Я перевернулась на спину, взглянула на него, наверное, с каким-то вызовом, с какой-то непокорностью, потому что Слава вдруг занёс руку для удара. А я не съёжилась, и не зажмурилась от ужаса. Вместо этого сказала:
– Ударь. Пусть бабушка твоя полюбуется в свой юбилей.
Секундное замешательство, после чего он опустил руку. А на меня взглянул с брезгливостью.
– Убирайся вон из спальни. Не хочу тебя видеть.
Я едва ли не свалилась кубарем с этой проклятой кровати. А когда вышла из спальни и поспешила запереться в ванной, поняла, что моё сердце не пляшет от волнения сумасшедший танец. Оно практически не бьётся, потому что я ещё жду, что Слава меня догонит и что-то сделает. Хоть что-то. Я ещё настороже.
Вот в таком настроении мы и отправились в субботу на торжество. Предыдущие два дня практически не разговаривали. Слава снова отмалчивался, в попытке меня наказать, по всей видимости, а я была рада передышке, правда, старалась не подавать вида. Поэтому предпочитала опускать глаза, когда он на меня смотрел, а если он всё же обращался ко мне с каким-нибудь требованием, отвечала односложно и торопилась сделать, что он просил. А ещё я принципиально перестала подходить к домашнему телефону. Правда, несколько раз звонила Полина Григорьевна, и мне, конечно же, высказали кучу претензий по поводу того, что не могут дозвониться. Вчера, например, не поверив сыну, что я не снимаю трубку домашнего телефона по определённым причинам, свекровь заявилась к нам, так сказать, в гости, а попросту проверить, дома я или отправилась гулять. Ведь я без этого, как она считает, жить не могу. Без конца где-то пропадаю, махнув рукой на семью и порядочность.
Ну, пришла и пришла. Я её встретила, напоила чаем, выслушала все её жалобы, предостережения, указания и размышления по поводу предстоящего банкета, после чего с огромным удовольствием закрыла за ней дверь. Пусть отправляется домой, звонит любимому сыночку и докладывает, что застала меня дома и даже, что удивительно, одну, без роты любовников.
Хотя, ещё неизвестно, что она Славе расскажет. Что захочет. Правда всё равно на моей стороне не будет.
– Ты злишься на меня? – спросил меня Слава вечером, накануне празднования юбилея. А я от его спокойного, примирительного вопроса насторожилась.
Я очень аккуратно передвигалась по кухне, убирая со стола после ужина. Слава всё ещё сидел за столом и за мной наблюдал. Я обдумала его вопрос, после также аккуратно ответила:
– Нет.
Он едва слышно хмыкнул. Я не поняла, что это был за смешок – то ли издевательский, то ли злой.
Он поймал меня за руку. Удержал, я невольно сжалась внутренне, но остановилась рядом с ним. А Слава поглядывал на меня снизу. Его пальцы сжимали моё запястье, но не больно, можно сказать, что едва ли не нежно. А затем он и вовсе поднёс мою руку к своему лицу и прижался к ней щекой. Закрыл глаза. В этот момент он выглядел почти нормальным. Почти человеком. Сильный, симпатичный мужчина, привлекательный. Тот человек, с которым я когда-то познакомилась и умудрилась в него влюбиться. Правда, давно его таким не видела. Таким человечным. И просто взять и поверить в его добрые намерения, ни с того, ни с сего, не могла.
– Мы в последнее время много ругаемся, – сказал Слава, открывая глаза и заглядывая мне в лицо. – Я подумал и решил, что я в этом тоже виноват.
Ну надо же!
– Я много работаю в последнее время, устаю, – продолжил он. – Ты ведь меня простишь? Я же люблю тебя.
Меня едва не передёрнуло от этих слов. И дело было даже не в смысле, а в том, что за этим может последовать. Проявление человеческих эмоций у моего мужа сопровождалось любвеобильностью, и мне придётся в ответ притворяться, улыбаться, глядя ему в глаза, и выслушать все его лживые обещания и признания. Когда он будет меня целовать, ласкать, шептать мне ухо всякие глупости, а после требовать от меня признаний в бесконечной любви, верности и честности. И мне придётся очень постараться, чтобы он остался мною доволен, а уж тем более поверил моим словам.
– Я тебя люблю, – говорил он позже, целуя моё лицо, – и мы всегда будем вместе. Не переживай.