Дерьмо.
Я пытаюсь вырваться, но он прижимает меня к мраморному краю туалета, заставляя холодную поверхность впиться в меня. Он держит мою другую руку за спиной, не позволяя двигаться, пока его глаза изучают отметины на моей коже.
Я отвожу взгляд, не желая видеть, как он смотрит на меня, на ту часть меня, которую никто не должен видеть. Даже мне не нравится это видеть.
Порезы выгравированы у меня в голове без необходимости смотреть на них. Они грязные, но не настолько глубокие. Серьёзные, но не смертельные.
Я неудачница даже в этом. Ничто из этого не является элегантным и красивым. Это все большой гребаный беспорядок.
— Полагаю, что это тоже не мое дело. — его голос легкий, спокойный, будто он не смотрит на самую постыдную часть меня.
Как он может заставить меня ненавидеть себя, просто глядя на меня? Почему он обладает такой силой?
Он не должен.
Он бросил меня.
Он не захотел меня прощать.
Какое он имеет право смотреть на меня такими неодобрительными глазами, словно мы все еще друзья? Словно мое благополучие имеет значение?
— Нет. — мой тон язвителен, переводя все разочарование, бурлящее во мне. — Ты сам сказал в тот день, что мы чужие и должны притворяться, что не знаем друг друга, даже если наши пути пересекутся, верно? Так что будь чужим и оставь меня, черт возьми, в покое.
Что еще более важно, перестань смотреть на меня таким взглядом.
Я так близка к таянию от его прикосновения. От его мягкого прикосновения, хотя он жестокий, порочный человек.
— Я сказал это, не так ли? — его взгляд не отрывается от моего запястья, будто он впервые видит шрам от порезов.
Или вообще шрам.
— Да, сказал, — повторяю я.
— Чужие могут снова познакомиться друг с другом.
— Хм?
— Я передумал, Кимберли.
— Ты передумал?
Его светлые глаза встречаются с моими с решимостью, которая почти сбивает с ног.
— Я делаю это своим делом. Меня это касается.
У меня отвисает челюсть. Я хочу что-то сказать, но не могу. Когда я наконец заговариваю, в моем голосе слышится страх, даже испуг.
— Ты... ты не можешь этого сделать.
— Наблюдай.
— Ты прощаешь меня?
Я проклинаю надежду в своем голосе и все смешанные эмоции, которые приходят с ней. Я не должна так себя ощущать после того, как решила вычеркнуть его из своей жизни.
— Конечно, нет, — выпаливает он. — Этот грех непростителен.
Мой подбородок сжимается, но удается заговорить без эмоций.