Он приподнимает плечо.
— Кимми говорит, что я не должен тебя беспокоить.
— У нас братский кодекс, помнишь? В следующий раз позвони мне.
Его глаза загораются, когда он, наконец, доходит до шоколада.
— Ты действительно приедешь?
— Всегда.
— Что значит «всегда?
— Это значит, что я буду рядом до скончания времен, когда ты будешь нуждаться во мне.
Даже если я уеду и никогда больше сюда не вернусь, Кириан всегда будет со мной. Часть, от которой я никогда не попытаюсь избавиться, как от всего остального.
Он кладёт кусок пирожного на тарелку и смотрит на него, склонив голову.
— Кимми тоже так говорила, а потом...
— Что потом?
Он качает головой, его подбородок дрожит.
— Я не должен был говорить.
Я наклоняюсь, пока его руку от моей не отделяет совсем небольшое пространство.
— Что случилось, Кир? Ты можешь мне сказать. Как гласит наш братский кодекс, ты можешь рассказать мне все, что угодно.
Он поднимает глаза, прежде чем снова сосредоточиться на пирожных на тарелке.
— Она пообещала, что это не повторится.
— Не повторится что?
Его нижняя губа вновь дрожит. Подсказка, что он вот-вот заплачет. Она тоже так делала, когда мы были детьми. Это всегда случалось до того, как она начинала плакать.
Кириан живой ребенок и не плачет, так что тот факт, что он борется с этим прямо сейчас, должен означать, что-то серьезное. Это из-за их родителей, или чего-то определённого?
— Сэр.
Наш дворецкий Ахмед, в своей элегантности, стоит в дверях. Это невысокий мужчина с оливковой кожей и светло-карими глазами. На его лбу образовалась темная складка из-за молитвы, совершаемой пять раз в день. Даже я знаю, что лучше не беспокоить его во время молитвы. Ох, и в Курбан-Байрам — мусульманские праздники — он готовит нам лучшие шашлыки от своей семьи.
Но не эта причина, по которой он единственное терпимое присутствие в нашем штате. Это потому, что он практически вырастил меня, когда ни один из моих родителей не нашел на это времени.
— Мисс Рид здесь за своим братом, — говорит он с легким ближневосточным акцентом.
Блядь.
То есть как раз вовремя, будто она чувствовала, что он собирается выложить ей все.
Глаза Кириана расширяются, когда он запихивает остатки пирожного в рот, а затем спрыгивает со стула.
Я вытираю ему щеку, и он ухмыляется, выбегая на улицу. Но сначала он останавливается и смотрит на меня, приложив палец ко рту. Я делаю молниеносное движение, повторяя за ним.
Он находился на грани, чтобы кое-что раскрыть, и уверен, что в следующий раз, с помощью правильной взятки в виде пирожных, он расскажет мне. Не потому, что он красноречив, а потому, что случившееся расстроило его настолько, что он перестал есть свою любимую еду в мире.