Теперь мы боремся с этим по-другому. Теперь мы попробуем это на языке друг друга и видим это в оставленных шрамах, физических или эмоциональных.
И с болью приходит освобождение.
С болью приходит свобода.
Я никогда не чувствовала себя свободнее, чем когда он держит меня.
Он медленно, но, верно, забирает мою боль, и я тоже заберу его.
Он мог бы быть моим рыцарем, но теперь я буду его. Я верну его доспехи и меч.
Чтобы он мог остановить войну.
Его бедра дергаются от силы толчков. В тот момент, когда он щелкает мой клитор, мне конец.
Полноценный. Окончательный. Без возможности назад.
— Я буду скучать по этому, Грин, — рычит он. — Я буду скучать по тебе, когда уйду.
Глава 37
Ксандер
На лице Ким несколько выражений, которые я больше никогда не хочу видеть.
Первая та бледная, впалая, с перерезанными запястьями.
Вторая, как она плачет, потому что она делает это с такой болью, что это разрывает меня на части.
Третья, фальшивый взгляд и улыбки из прошлого, когда она заставляла себя казаться нормальной.
Теперь я нахожу другое.
Страх.
Когда она лежит в моих объятиях, мы смотрим друг на друга, она смотрит на меня расширенными глазами, а ее подбородок дрожит, хотя она явно пытается это контролировать.
Это не работает.
Она вот-вот сломается, и ничего не поделаешь.
Наблюдая за ней, я жалею, что не было возможности остановить это. Если это означает, что я должен вырвать свое сердце и положить его перед ней на тарелку, то так тому и быть, черт возьми.
— Ч-что это должно означать?
Я ничего не говорю. Я не знаю, что сказать.
Она сжимает мой бицепс своей крошечной ручкой. Я не могу не смотреть на эти шрамы — длинные, изуродованные и свидетельствующие о том времени, когда у нее не было другого выхода. Даже несмотря на то, что браслет скрывает некоторые из них, они все еще видны и злы на весь мир.
Мир, в котором я оставляю ее одну.
— Ксандер, ты сказал, что будешь скучать по мне. Куда ты уезжаешь? — она настаивает.
Я беру ее руку в свою и касаюсь губами ее шрамов, и, как каждый гребаный раз, она дрожит, будто я целую не ее кожу, а ее душу.
— Чтобы исцелиться, — говорю я против ее самой прекрасной части.
Доказательство того, что она выжила.