— Ты сказал, что ты не ребенок. Так что не веди себя так.
Я смотрю ему прямо в лицо.
— Что ты имеешь в виду?
— Пьянство нужно прекратить. Не заставляй меня применять силу, потому что я это сделаю.
Я глубоко вздыхаю.
— Что насчет того, чтобы ты подумал о решении ее угрозы? Если это попадет в прессу, это повлияет на Ким. Люди начнут думать о нас как о брате и сестре, а это не обсуждается.
— Что насчет тебя?
— А что насчет меня?
— Ты сказал, что это повлияет на жизнь Ким, но это также скажется и на твоей.
Я поднимаю плечо.
— Я справлюсь.
— Ничего страшного, если у тебя не получится. Для этого у тебя есть я.
— Ты мне не нужен, — бормочу я.
— Я знаю. Я просто выкладываю это на всякий случай. — он поднимается на ноги и кладет руку мне на плечо. — Ты мой сын, что бы ни говорили тесты ДНК.
Я отталкиваю его.
— Сентиментальность тебе не идет.
— Я так и думал. — он усмехается, звук редкий, и я знаю, что это не следует воспринимать как должное.
Льюис Найт не смеется, по крайней мере, не искренне. Он не стоит и не протягивает руку, не ожидая чего-то взамен.
Впервые за целую вечность я смотрю на него через другую линзу.
Он мой отец.
Хотя я уважаю Кэлвина, Льюис мой отец.
К черту все биологические связи.
С этой мыслью я спрашиваю его о том, о чем никогда не попросил бы других людей.
Ким права, я слишком горд, чтобы просить о чем-то. О помощи, например, или о задержке жизни, которая выходит из-под контроля.
— Ты сможешь остановить ее?
— Я сделаю все, что в моих силах, —говорит он мне.
— А, если у тебя ничего не выйдет?
— В худшем случае нам всем придется покинуть страну.
— Кэлвину тоже?
— Особенно Кэлвину. Он работает в дипломатических кругах, и это еще более тщательно контролируется, чем в политике. Никаких скандалов не допускается.