— Никогда?
— Никогда. Даже близко нет, — повторяет он мои предыдущие слова, но его тон совершенно серьезен. — Я сделаю все возможное, чтобы загладить свою вину перед тобой любым доступным мне способом.
— Как насчет того, чтобы рассказать мне, почему ты был девственником.
Он делает еще один вдох, на этот раз смиренный.
— Ты никогда не сдашься, не так ли?
— Нет. — когда он не двигается с места, я толкаю его. — Один раз Ронан хвастался тем, что он первый, кто потерял девственность, а Эйден последний. Я думала, ты где-то посередине.
И, возможно, в то время у меня заболел живот.
— Думаешь, я бы сказал Ронану, что я девственник? Он бы избегал меня, а потом накачал наркотиками и привел бы мне проститутку.
Да. Это так похоже на Ронана.
— Если ты так рисковал, почему просто не поплыл по течению?
— Я же говорил, я всегда хотел тебя.
— Но ты все равно мог бы заниматься сексом.
Даже когда я произношу эти слова, я не могу избавиться от горького привкуса, взрывающегося в горле.
Все время, когда я видела его с другими девушками, горечь просачивалась внутрь. Эти пульсации боли и напряжение в груди практически возвращаются.
Я ненавидела, когда он был с другими. И я тоже ненавидел себя за это.
Он приподнимает плечо.
— Я никогда не хотел никого, кроме тебя.
Мои губы приоткрываются.
— Тогда почему ты был с Вероникой, Саммер и всеми остальными вокруг? Ты закрывался с ними в комнатах.
— Но я ничего с ними не делал, кроме того, что они смотрели со мной порно. Если бы они переспали друг с другом, я бы наблюдал, как они набрасываются друг на друга. Они ни словом не обмолвились об этом, потому что больше заботились о фантазии и о том, чтобы быть со мной. Они заботились об образе, а не обо мне.
— Значит, ты тоже делал это ради образа?
— Нет. Я делал это, чтобы подтолкнуть тебя, чтобы ты никогда не хотела меня так, как я, блядь, жаждал тебя. — слабая улыбка появляется на его губах. — Я был так болен.
— Нет, не болен, ущербен.
— Ущербен, да?
— Да, настолько, что немного тошнит.
— Немного?
— Да, немного. Потому что правда в том, что я больна.
Он приподнимает бровь.
— Продолжай. Ты не можешь оставить меня в неизвестности.
Я прячу лицо в его твердой, как камень, груди и говорю напротив: