Я бросаюсь на него, обнимаю за талию и утыкаюсь головой в плечо.
Рыдания, вырывающиеся из моей груди, безобразны и сбивают с толку, но я не останавливаюсь.
Я не могу остановиться.
Словно я всю свою жизнь ждала такого момента, как этот. Это даже лучше, чем очищение, которое я испытывала всякий раз, когда резала или глотала таблетки.
Это воображаемое и временное освобождение; вот это настоящее.
Все слишком реально.
Папа пахнет сандаловым деревом и уютными ночами. Его объятия возвращают меня в детство, когда он обычно нес меня на плечах и просто выводил на улицу.
Когда позволял мне спать в его объятиях всякий раз, когда меня пугали кошмары.
Когда он играл со мной и читал мне сказки после того, как бабушка не могла.
Когда папа был частью моей защиты от мамы.
Я потеряла его из-за работы и так и не смогла вернуть.
— К-Кир, — выдавливаю я между всхлипываниями. — Я... он здесь? Не позволяй ему увидеть меня в таком виде, папа.
— Не волнуйся, он с Генри.
Ох, слава Богу. Я не могу снова оставить на нем шрам.
Что со мной не так?
Как я могла так поступить, не думая о других людях в моей жизни? Как я могла не подумать о Кириане и о том, каким одиноким он был бы в этом мире? Как я могла не думать о папе, который, хотя и обнимает меня и шепчет мне успокаивающие слова, его грудь поднимается и опускается с резкими вдохами, словно она вот-вот загорится?
Я собиралась оставить папу и Кира. Я собиралась вонзить им нож в грудь и уйти, не задумываясь о глубине раны, которую я нанесла.
— Мне так жаль, папочка. — я икаю, мой голос приглушен его рубашкой.
— Мне тоже жаль, Ангел. Мне жаль, что я не увидел этого раньше или не защитил тебя.
— Н-не говори так, папочка. Ты всегда защищал меня.
— Недостаточно.
— Папа...
Он протягивает руку между нами и вытирает мои слезы.
— С сегодняшнего дня обещай, что будешь говорить со мной.
Я киваю, шмыгая носом. Долгое время я мечтала о подобном. Я также практиковалась в этом каждую ночь.
Да. Я практиковалась в то время, когда открывалась кому-то о тумане, который поселился в моем мозгу.
Я не могу быть счастливее оттого, что это папа, а не какой-нибудь психотерапевт.
— Обещай, что не будешь ненавидеть меня? — я все равно спрашиваю.
Он гладит меня по волосам.
— Никогда, Ангел. Ты моя единственная дочь.