— Неужели… Хентетенка? — я вспомнила женщину с кошачьей грацией, которая хитростью умела манипулировать людьми. Ту, которая видела будущее и умела подстраивать его под себя.
Мужчина кивнул, нехотя поднимаясь с песка, и помогая мне подняться.
— Но одна она бы не справилась. Убить Фараона и его жену…
Я фыркнула.
— Я не твоя жена.
— Это ненадолго. Так вот, убить Фараона и его жену довольно сложно. Нужна магическая сила, дар от рождения… Думаю, что знаю кто помог ей. Кроме Кауаба, который поднял восстание, у меня есть еще один любимый брат, который так же пламенно меня ненавидит. Вот только он не настолько прост как Кауаб… Его имя Хафра.
25.1
И мы пошли вперед. Прямо по пустыни, не особенно разбирая дороги. Наши призрачные тела слегка фосфорецировали в отблесках луны, а движения давались необычно легко, и иногда мне начинало казаться, что я не иду, а словно плыву над песком. Не знаю сколько времени прошло. Луна и не думала скрываться из виду, видимо, в загробном мире всегда была ночь.
— Таков Дуат! — сказал Фараон Джедефра. — Его объятия могут быть сладкими, а могут быть горьки. Я думаю, нам нужно возвращаться и идти вдоль Нила… — сказал он, а я в этот момент отвлеклась на какой-то звук, словно плач молодой девушки. Но откуда он мог взяться здесь, в песках загробного мира?
Я прислушалась. Точно плач!
— Ты слышишь? Плачет кто-то! — сообщила я Джедефра, завертев головой в поисках источника звука. Фараон тоже замер, прислушиваясь, пока не кивнул.
— Мне знаком этот звук. — сказал он, скрестив руки на груди. — Это из мира живых. Кто-то плачет о тебе. Там, в усыпальнице, где мы похоронены. В Абу-Роаш.
— А почему мы его слышим?
Джедефра пожал плечами.
— Ритуал отверзения уст, проведенный перед погребением, многое позволяет слышать и чувствовать. Если бы мы прошли испытание двенадцати врат, то несомненно бы могли после и посмотреть на того, кто пришел в гости. Но сейчас я не знаю как это сделать. Мало того, я думаю, что даже не знаю как выйти к Нилу, ведь мир Дуат переменчив, словно ветер. А мы с тобой — умершие, теперь словно Гэб. Или еще как сказано в текстах Пирамид, кусаем тело Гэба. Потому что более ничего не можем, кроме как уподобиться богу земли.
Мы побрели дальше. Ветер с песком больно царапал лицо, стояла безмолвная тишина, которая пугала гораздо сильнее, чем ежели были слышны крики диких зверей и птиц. Мне стало страшно. А что, если это все, конец? Таково мое наказание за содеянные грехи, и теперь мне вечность придется шататься по этой пустыни?
— Не бойся, Хетепхерес. — Фараон Джедефра взял меня за руку. — Ничего не бойся. Мы скоро куда-нибудь выйдем.
Не знаю отчего, но эти слова подействовали на меня успокаивающе.
— Знаешь, обидно, что моя жизнь вновь оборвалась… — сообщил Фараон, не прекращая идти. — Я планировал отметить все-таки Хеб-Сед.
— Хеб-Сед? — переспросила я, заинтересовавшись.
— Да. Это праздник хвоста. Мы его отмечаем с большой пышностью. Правда, его отмечать имеют право только те фараоны, которые тридцать лет просидели на своем троне. И дальше, каждые три года. Некоторые Фараоны даже возводили храмы в этот день, в честь любимых богов-покровителей. Считается, что ритуалы производимые на нем, должны обеспечивать нас, фараонов, дополнительными силами. Таким образом, нам становится не страшен никакой враг.
— Думаю, что теперь Хеб-Сед отметит фараон Хафра! — заметила я, а Джедефра нахмурился и ничего не ответил, лишь быстрее зашагал вперед.
25.2
— Думаю, что теперь Хеб-Сед отметит фараон Хафра! — сказала я, глядя как Джедефра лишь быстрее зашагал вперед.
Я вздрогнула, когда кто-то коснулся моего плеча. Это прикосновение было вполне осязаемо.
— Может быть да, а может быть и нет…
Передо мной стоял самый настоящий старик, в простом схенти и кожаных сандалиях. В руках его была огромная льняная сумка-баул, которую я бы ни за что, наверное, не смогла поднять, такой тяжелой она казалась.
Я окликнула Джедефра, и тот, с удивлением глянув на старика, вернулся.
— Кто Вы? — спросил он.
Старик пожал плечами, доставая из сумки какие-то дощечки и сундучки.