Глава 117
Булыжная дорожка, выложенная под воротами чугунного литья со словом «Фридхем», вела к дому вдового священника, где старшей сестре Петера Леера Якобсона, Эллинор, разрешили жить после смерти хозяина. Вместе с женщиной помоложе из Шёлдинге она содержала кафе и скромную экспозицию, которая рассказывала о том, как в разное время жили в этих местах священники и их семьи.
Фридхем являл собой три красных домика с белыми оконными переплетами, открытыми ставнями и старой черепичной крышей. Дома сгрудились вокруг ухоженной лужайки со столиками кафе под плакучими березами.
Йона и Роки вошли в кафе – тесную комнату с черно-белыми фотографиями под стеклом. Йона скользнул взглядом по снимкам построек, рабочих бригад и семей священников. В трех витринах лежали траурные украшения из каменного угля, письма, чертежи и сборники псалмов.
Йона заказал две чашки кофе и печенье – за стойкой была старая женщина в пестром переднике. Она тревожно взглянула на Роки, который не улыбнулся в ответ, когда она сказала про бесплатную добавку кофе.
– Прошу прощения, – начал Йона, – вы, должно быть, Эллинор, сестра Петера Леера Якобсона?
Женщина удивленно кивнула. Когда Йона сказал, что они виделись с новым священником, который так хорошо отзывался о ее брате, голубые глаза женщины наполнились слезами.
– Петера очень, очень любили. – Она прерывисто вздохнула. – Все помнят его, все по нему до сих пор скучают…
– Наверное, вы гордились им, – улыбнулся Йона.
– Да, гордилась.
Разволновавшись, женщина сложила руки на животе, чтобы успокоиться.
– У меня есть вопрос, – продолжил Йона. – Ваш брат знал священников, которые служили поблизости?
– Да… конечно, благочинный в Катринехольме… пасторы и во Флуде, и в Стура-Мальм… И я знаю, что в конце жизни он часто бывал в церкви Лербу.
– Священники не встречались вне службы?
– Мой брат был прекрасным человеком. Честным… его очень любили…
Эллинор обвела взглядом пустое кафе, обошла стойку и показала заключенную в рамку газетную вырезку о визите монаршей четы в Стрэнгнэс.
– Петер был ассистентом-викарием на торжественном богослужении в кафедральном соборе, – гордо сообщила она. – Епископ потом благодарил его и…
– Покажи руки, – сказал Йона Роки.
Роки, не поведя бровью, засучил рукава свитера.
– Мой брат был оратором на встрече священников в Хэрнёсанде, он…
Старуха замолчала, увидев руки Роки – израненные, во вздутиях, испещренные шрамами, оставшимися после уколов, с темной сеткой вен, разъеденных аскорбиновой кислотой, с помощью которой растворяют героиновую базу.
– Он тоже священник, – сообщил Йона, не сводя с нее взгляд. – Увязнуть может каждый.
Морщинистое лицо Эллинор побледнело и застыло. Она села на деревянную скамью, зажав рот рукой.
– Мой брат изменился после несчастья… когда погибла его жена, – тихо сказала она. – Горе разрушило его, он удалился от всех… считал, что его преследуют, что все шпионят за ним.
– Когда это произошло?
– Шестнадцать лет назад…
– Что принимал ваш брат?
Эллинор затравленно посмотрела на Йону.
– На коробочках было написано «Морфин для эпидурального введения»…
Женщина покачала головой, узловатые руки беспокойно теребили цветастый передник.