Вик толкает ко мне через стол в переговорной стопку бумаг. Я решил двигаться дальше. Готов продать сорок девять процентов своей компании и пустить корни в этом городе, но ничего не получится, пока я не улажу все дерьмо с Maком.
— Он хочет двенадцать миллионов наличными, — говорит Вик.
— Это больше, чем наше первоначальное предложение, — усмехаюсь я.
— Ты выплатишь ему эту сумму после продажи акций твоей компании. Не будет продажи — не будет никаких денег для этого говнюка, — Вик произносит слово «говнюк» с таким выражением, будто сам чувствует вкус дерьма. — Но зато твоя компания будет продана. Дело даже не в этом.
— Двенадцать миллионов, — я скребу рукой подбородок. Мне нужно побриться. Опустив плечи, откидываюсь на гладкую кожу кресла. — Мы что-то еще можем сделать?
Вик ухмыляется и скрещивает руки на круглом животе.
— Они хотели двадцать, Тео. Мы урезали до двенадцати.
— Твою мать.
Вик бросает мне ручку.
— Это Тайлер и Брейден постарались.
Ни фига себе?
— Под моим руководством, конечно, — добавляет он. — В любом случае, подпиши бумаги, мы отправим их по факсу и сможем вернуться к работе над продажей водки «Перфоманс».
— Я хочу больше, — говорю я. — Я хочу сто пятьдесят. На прошлой неделе мне пришли на ум еще пару новых идей. Моя компания стоит больше сотни.
Вик тяжело вздыхает.
— Ладно. Тогда посмотрим, сможем ли мы заставить их раскошелиться еще на несколько грошей Не думаю, что это будет проблемой. Их юридический отдел звонит через день, проверяя как у тебя движутся дела с иском. Им прямо-таки не терпится, чтобы это поскорее случилось.
Я хватаю ручку и нажимаю ей на белую бумагу над строкой с напечатанным ниже моим именем.
— Вик, — кладу обратно я ручку. — Прежде чем я это подпишу, мне нужно с ним встретиться. Лично. Это мое единственное условие.
— Так дела не делаются, Тео. Я…
— Это не обсуждается, — встаю, провожу рукой по галстуку и застегиваю пиджак. — Мне надо с ним увидеться. Я хочу с ним поговорить. Хочу закончить с этим. А потом двигаться дальше.
Вик делает пометки в блокноте и встает.
— Хорошо. Попрошу секретаршу с ним связаться и перезвоню тебе.
— Сегодня, Вик, — настаиваю я. — Если ему нужны его двенадцать миллионов, он встретится со мной, и как можно скорее.
***
Я возвращаюсь в отель, скидываю туфли, разваливаюсь на кровати, и, дотянувшись до пульта, включаю новости. Мне просто необходимо услышать о любом дерьме, что случилось с другими. Может быть, это поможет забыть о собственном, для разнообразия.
Листая мириады кабельных новостных каналов, я замираю, когда на экране вижу знакомое лицо.
— Топпер Уэллсли, президент и генеральный директор «Блю Призм Фармасьютикал» был обвинен по десяти пунктам в мошенничестве с лекарствами, — говорит журналистка с узкими глазами, в ее голосе звучит осуждение, замаскированное под разочарование. На экране вспыхивает старая фотография Топпера, где он стоит, согнув одно колено, на яхте у правого борта. Подпись в нижней части экрана говорит всему миру, что это Кормак Томас Джон «Топпер» Уэллсли.
Отец Мака.
Мой опекун.
— Это просто отвратительно, — продолжает ведущая, ее лицо морщится, а глаза темнеют. — Давайте послушаем Скотта Хартвика, владельца независимой фармацевтической исследовательской компании «Лаборатория Рэд Дор» из Бирмингема.
Камера перемещается на группу приглашенных экспертов и останавливается на седовласом джентльмене, который начинает свое выступление.