- Если ты хочешь быть с Мальбонте, почему улетел с нами?
- Он не пошёл на мои условия.
- А если бы пошёл?
- Ты хочешь узнать, оставил бы я тебя?
Я чуть помолчала, но затем тихо ответила:
- Да.
Он присел на корточки, приобнял меня за плечи и прижал к себе. Он специально выдохнул, обжигая мою шею своим дыханием, чтобы я вздрогнула, задрожала, чтобы в полной мере ощутила его близость.
- И да, и нет.
- Это твой ответ?
- Я сказал больше, чем нужно было.
Он требовательно развернул моё лицо к себе и впился в губы. Люцифер держал меня за щёки, чтобы я не отвернулась, но я чувствовала - стоит лишь дёрнуться… Люцифер тут же отпустит меня. Он не будет удерживать насильно. И чем сильнее его чувства ко мне, тем быстрее он отпустит меня при моём желании. Потому что я этого хочу.
Я развернулась к нему всем телом. Мы целовались, меняя положение до тех пор, пока не оказались на земле, обнажённые, разгорячённые. Я вдруг поймала себя на мысли, что уже знаю Люцифера. Его действия, его взгляд, нежность рук и страстность движений. Всё это было таким знакомым, таким родным, что я осознала - Люцифер мой. Он принадлежит мне так же, как и я ему, а может ещё больше.
- Что с тобой? Ты плачешь? - он остановился, смахнул с моих ресниц непрошенные слёзы.
- Нет-нет… это… - я уткнулась ему в плечо.
Люцифер обнял меня, спрятал лицо в моих разбросанных по спине волосах.
- Не смей этого делать.
- Чего?
- Влюбляться в меня.
- Почему?
- Боли и так достаточно. Нам двоим.
- А ты? Похоже, тебе не о чем беспокоится.
- Ошибаешься.
Я отпрянула от него, чтобы взглянуть в глаза, но Люцифер сильнее прижал меня к себе. Он задвигался, не отнимая лица от моих волос. Я царапала ему спину, издавая лишь короткие, тихие звуки, которые скрывали в себе наивысшее наслаждение, но звучали при этом жалобно-просяще.
Когда мы оделись и собирались вернуться к остальным, Люцифер удержал меня за руку. Он держал её некоторое время, поглаживая большой палец. Затем поднёс её к лицу и поцеловал.
Я остолбенела от этой неожиданной нежности.
- Ну что? Иди давай.
Мы провели в пещере бессонную ночь. Никто не спал, но каждый из нас упрямо молчал, не желая выдавать своё бодрствование. Лишь когда встало солнце, мы, всё так же не переговариваясь, стали собираться в путь.
Нас встречали у самого входа, как героев, как паломников, прошедших путь Сантьяго, как выживших после войны.
Мама протиснулась между учениками и замерла, завидев нас.
Когда мы подлетали ближе, она обернулась к остальным и властно прокричала: