Вот же она. Лежит не шелохнувшись.
— Мам, ну пожалуйста, посмотри на меня. — Но она не смотрит… не шевелиться…не дышит…
Падаю на колени и вою. От бессилия, от боли, от осознания того, ЧТО случилось. Так не должно быть, так не честно. У меня и так ничего не осталось, а теперь нет и мамы. В целом мире я одна.
Ну почему?
Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то миг понимаю, что кто-то обнимает меня, раскачивая из стороны в сторону.
Слёзы катятся градом, а я не могу вздохнуть. Чужая рука гладит по спине, и шепчет на ухо слова поддержки.
— Тише…шшш…не плачь, маленькая, прошу тебя, не плачь.
А я уже просто не могу остановиться.
— Я не могу…не могу… почему она?
— Я не знаю, хорошая моя, не знаю…
— Я не… мне больно…как же мне больно… — задыхаясь, глотаю слова вперемешку со слезами.
Всё происходящее дальше словно в кино, будто я наблюдаю за всем со стороны. Моргаю и вот я в бюро ритуальных услуг.
— Насть, просто покажи на всё, что тебе понравилось.
Показываю рукой, до конца не осознавая. Опять моргаю и вот я показываю на венки.
Следующая картинка — я стою перед зеркалом и завязываю черный платок.
А потом пришло оно…. Сознание… я на кладбище…
И папа здесь. Смотрит на меня грустным взглядом с холодного гранита.
Всё серое, хмурое, капает крупный дождь и только белоснежный гроб опускается в черную бездну.
Тимур надевает на мои плечи свою куртку, раскрывает зонт. Все ушли…
— Насть, пойдем. Нужно ехать на поминальный обед. Люди ждут.
Усаживает меня, обходит машину, а я распахнув дверь вылетаю и несусь обратно. С неба льёт уже, как из ведра. Острыми иглами дождь пронзает меня, а я ничего не чувствую.
Добегаю до свежей горки земли и падаю прямо в грязь. Начинаю рыть землю, грязь уже везде. Кажется, я даже во рту чувствую вкус могильной земли.
Тимур подбегает, присаживается рядом и просто обнимает, держа мои руки.
— Насть, посмотри на меня!
— Нет, я не могу… не могу, я должна еще хоть раз увидеть ее…Я ведь больше никогда…понимаешь…никогда её не увижу. Она останется там, под холодной землей. Я не могу…не могу…
— Посмотри на меня! — силой берет моё лицо в ладони и резко прижимается к моим губам своими.
Казалось бы, через вечность отстраняется, но это помогло. Истерика прошла, и я осознала, что натворила. Огляделась и увидела разбросанные куски мокрой земли, раскиданные венки и мятые цветы.
— Боже… — выдохнула я. — Я сейчас…я все исправлю.
Тимур поднимает меня с земли и усаживает на соседнюю лавочку. Снова закутывает в свою куртку, а сам, промокнув уже до нитки, начинает приводить в порядок могилу.
Возвращаемся к машине, но я смотрю на себя и понимаю, что не могу сесть в неё. Я же вся в грязи.