🕮 Читать книгу «Психология проклятий» онлайн

И уже на третьем слайде он понял, что причины у неё быди.

Обычно банкет был поводом для искренней радости всех членов совета. Сагрон относился к этому этапу чужих защит отнюдь не пренебрежительно; когда результат был уже оглашён, истязаемый аспирант переходил в состояние кандидата наук и получал свои поздравления от родных и близких, все официально приглашённые на заседание совета отправлялись в соседний зал на фуршет, вкушать пищу, столь щедро предоставленную самим защищаемым.

Сагрон подозревал, что иногда "за" голосовали только потому, что очень уж сильно хотелось на банкет. Некоторые аспиранты предоставляли такие столы, что ради них особо голодные члены совета были готовы броситься с крыши — и прилететь на крыльях любви к столам, первыми, дабы поглотить всё, что успеют, ещё до прихода конкурентов.

Но ему было не до еды. Мужчина не сомневался, что сейчас ему кусок в горло не полезет; Дэрри вообще собирался уйти сразу же после разговора с Элеанор. Единственным его желанием было её придушить — немедленно и как можно быстрее, до того, как успеет вмешаться её драгоценная мать. Потому что услышанное на защите не вписывалось ни в какие рамки разумного; та бесцеловечность, с которой аспирантка Ольи провела свой великолепный эксперимент, могла поразить и опытного боевого мага — а те по своему определению довольно циничны.

— Доцент Сагрон, — Элеанор остановилась рядом с ним. Лантон маячил у неё за спиной, старательно отводя глаза, и Дэрри сделал единовозможный вывод: ему тоже отлично было обо всём известно, возможно, не с самого начала, но большую часть времени так точно. — Надеюсь, вам понравилась моя защита. Очень бы не хотелось разочаровать такого опытного боевого мага, как вы.

— О, я просто в восторге! — протянул он нарочито медленно, а после вновь перевёл взгляд на Ролана. — Скажите, не участвовали ли вы в проектировании экспериментов для своей подопечной? Или это была исключительно её идея?

— Это был экспромт, — ответил Ролан. — И я изначально даже не догадывался об истинном положении дел. Но, вероятно, к лучшему то, как всё сложилось.

— Да что вы говорите! — Сагрон холодно прищурился и смерил презрительным взглядом своего коллегу и его уже бывшую аспирантку. — Как странно, что подобные научные достижения получаются у вас случайно. Но ведь вы, госпожа Ольи, отлично знали о том, как действует ваше проклятие? С самого начала?

— Верно, — кивнула Элеанор. — И, как я уже говорила во время защиты, подтвердила свой опыт несколькими любопытными экспериментами. Это было бесценно.

— Ладно я, — Сагрон отбросил в сторону свой официальный тон, не в силах сдерживать раздражение. — Но ведь она-то ни в чём не виновата! Не посмела довести ваше королевское высочество на лекциях, не оказалась её самым ненавистным преподавателем, не встала на пути… Просто подвернулась под руку, да, Элеанор?

Ольи не казалась расстроенной или смущённой. Она только повела плечами, а единственным красным осталось её тёмно-бордовое платье. Щёки не побледнели, не заалели от негодования или желания оправдаться.

Действительно, а зачем ей оправдываться?

Сагрона поражала скорее та поразительная безнаказанность, в которую беззаветно верила Элеанор. Она даже не подумала о том, что могла причинить кому-то боль. То, что было совершено, делалось с единственной целью: получить дополнительный опыт и понаблюдать за реакционными цепями людей.

Что ж, ему следовало догадаться об этом ещё по названию диссертации. Оно не сулило ничего хорошего и уж точно ен могло иметь отношение только к проклятийной теории. Действительно, она провела очень широкий анализ психологии проклятий и их действенности, вот только имела ли право на подобные эксперименты?

Ответ был логичен: если б Элеанор не была дочерью самой госпожи проректора, то она не рискнула бы провернуть подобное. Но привычная безнаказанность, вероятно, впиталась с материнским молоком. Она даже не задумалась о том, что может быть наказана, а когда обстоятельства сложились так, что появилась возможность кое-что испытать, Элеанор ухватилась за неё мёртвой хваткой, как это столь хорошо обычно делала её мать.

Может быть, следовало посочувствовать профессору Куоки, когда его так нагло подмяли и отобрали всю реальную власть. Вероятно, он тоже противился этому, равно как противился однажды решениям своего сына, и всё это, как обычно, было зря.

— Ничего плохого не произошло, — наконец-то промолвила Элеанор. — Никому не был причинен вред. Физически никто не понёс никакого ущерба. Да и, к тому же, моя защита прошла достаточно рано для того, чтобы были совершены какие-то непоправимые действия.

— Да, однако, — кивнул Сагрон. — Куда уж раньше… а ты, Лантон, когда ты это узнал? Дай угадаю, примерно три двадцатки назад? Когда ещё вы столь бурно выясняли отношения на кафедре, что туда было опасно пускать других людей?

Ролан, в отличие от своей подопечной, покраснел. Может быть, ему и неприятно было оказаться замешанным в подобном деле, но Сагрон отказывался подбирать выражения.

— Что, нет? — он прищурился. — Или да?

— Да, — кивнул Лантон. — Да, ты прав, я тогда узнал правду. Но ничего страшного бы не случилось, если б мы продолжили научный эксперимент…

— Вы могли предупредить её, если на меня так уж наплевать.

— Это повредило бы чистоте эксперимента, — вперив взгляд в пол, ответил Ролан.

— Теперь я даже не удивлён тем, что ты прятался от меня по углам, — безэмоционально ответил Сагрон.

Подобное опустошение — и горькое чувство предательства, — он испытывал, наверное, когда впервые получил серьёзный откат от заклинания и потерял друга. Меньше надо было пить; он запомнил тот смешной, почти детский урок практически на всю жизнь — и до сих пор чувствовал себя виноватым перед Ирвином. Вон, и волосы так и не вернули свой естественный цвет; для всех остальных он придумал сказочку о том, что напоролся на какое-то заклинание и пересыпал в него энергии, а для себя — навеки запечатал реальность и закрыл её на замок, навесил на него самый большой подсознательный ключ, который только смог сыскать, и старался не вспоминать.

Но то, что случилось между ним и Ирвином, касалось только их двоих, было глупой юношеской размолвкой, за которую друг друга давно уже пора было простить. Тогда Ирвин сгоряча, как любой талантливый боевой маг, ещё не научившийся себя контролировать, швырнул своё проклятие о предательстве, а вернулось оно только сейчас. Что ж, ограничительное условие было выполнено; Сагрон мог чувствовать себя свободным.

Окончательно свободным.

Но тогда в это не вмешали постороннего человека. А в этот раз Котэсса, сыгравшая главную роль в чужой пьесе, даже не догадывалась о собственном актёрском предназначении.

— Если вы скажете хотя бы слово ей, — протянул Сагрон почти с удовольствием, чувствуя, как перекатывается на языке угроза, — то о том, насколько любопытные эксперименты на людях проводила аспирантка Элеанор, может узнать больше людей, чем стоит. И даже научное звание окажется под угрозой. Котэсса не должна ничего слышать об этой защите. Ничего!

— Но почему? — неуверенно спросил Ролан. Элеанор только склонила голову в согласном кивке и вновь расправила плечи и гордо вскинула голову. — Почему ты не хочешь, чтобы она знала правду? Ведь в ней нет ничего страшного!