Она тяжело вздохнула и опустила голову в согласном кивке.
— Это исключительно ради тематики, — выдохнула она. — И мне пора.
Сагрон склонил голову набок, и Котэсса улыбнулась, кажется, вспомнив, что он так её и не отпустил. И не сдвинулась, между прочим, с места, так что Дэрри сильно сомневался относительно её спешки.
— И, я надеюсь, ты не станешь верить каждой ерунде, которую рассказывают о твоём научном руководителе?
— Не стану, если научный руководитель не будет подталкивать меня к соответствующим выводам своими действиями и их последствиями. Я не собираюсь помогать в избавлении от последствий на протяжении невероятного количества времени.
Сагрон рассмеялся, и Котэсса тоже явно расслабилась. Но, тем не менее, стоило ему только немного придвинуться ближе, девушка тут же отпрянула: его заверения относительно Энниз, кажется, прошли даром. Она поднялась, взяла лист с темами и, кажется, собиралась переписать собственную, но передумала и вернула ему список.
— Я запомнила, — промолвила она. — Я могу быть свободна?
— Да, — вздохнул Сагрон. — Через неделю или две я буду готов дать тебе список литературы.
— Хорошо, тогда я и зайду, — согласилась она, и его "можно и пораньше", кажется, было услышано исключительно закрытой дверью. Мужчина только разочарованно вздохнул; Котэсса могла притвориться, что всё в полном порядке, но всё равно была напряжена.
И обижена.
А ещё, к слову, совершенно не верила его словам относительно Энниз и была готова обвинить во всех грехах сию же секунду, стоило только Сагрону допустить маленький промах. И если у него совершенно случайно появится ещё один побочный эффект проклятия, то она точно не поверит в безвинность его происхождения.
Только зачем Энниз говорила с Котэссой об этом? Сагрон не верил в заявление о её искреннем интересе и даже влюблённости; Фору всегда казалась ему не в меру хитрой женщиной, когда дело доходило до её проблем и потребностей. И дёрнуло же его связаться с нею в тот вечер и не суметь прийти! Неужели проклятие не могло случиться на день раньше? Или хотя бы до того момента, как он вздумал заподозрить Котэссу в списывании и настроить против себя настолько, насколько это вообще возможно.
Дверь опять хлопнула, и Сагрон почти с надеждой вскинул голову — ему показалось, что вернулась Котэсса. Но нет. На пороге, помахивая своими двумя хвостами, стоял Жодор.
— Вы промахнулись кафедрой, доцент Ольи? — полюбопытствовал Сагрон, поднимаясь со своего места и бормоча очищающее заклинание. Рубашка на плече зашипела и вернула свойственный ей чёрный цвет. — Или, может быть, у вас какое-нибудь дело к вашей дочери? Она предпочитает находиться в сто восемнадцатой, можете отправляться туда. Или в сто девятнадцатой, если зашла к своему научному руководителю.
— Я пришёл к вам, — без особенной гордости заявил Жодор. — И я хочу, чтобы вы мне помогли.
— Я тоже много чего хочу, — пожал плечами Сагрон. — И наши желания, возможно, не совпадают. Помиритесь с женой, пусть она минимизирует вред, который вам нанесло её проклятие.
— Она меня прогнала.
— Обратитесь к своей дочери, — хмыкнул Дэрри. — У неё вроде бы меньше поводов вас прогонять. Она — автор этого проклятия…
— Вы тоже прокляты, — ответил Жодор. — Но у вас нет хвоста! Двух хвостов! И этого! — он раскрыл ладонь, и Сагрон едва сдержал смех — сквозь кожу проросла напоминающая кошачью шерсть. — Я совершенно уверен в том, что вы нашли способ избавиться от него как-нибудь…
— Способ есть, но вам он не подойдёт. К тому же, вы ошибаетесь, Жодор, проклятие всё ещё на мне. Но оно, вероятно, милостивее, учитывая, что за дело его получили вы, а не я, — Сагрон поднялся и подошёл к доске. Он взял кусочек мела и провернул его между пальцами, словно пытался определить структуру, а после подбросил в воздух — и мел превратился в иллюзию.
Жодор, наблюдая за лучом, сорвавшемся с рук Котэссы и ударившим Сагрона в грудь, деловито почесал затылок той самой пушистой рукой.
— Вы видите, кто меня совершенно случайно проклял? — с притворной мягкостью в голосе уточнил Сагрон… — Несомненно, вы заметили, что это было по вине вашей любимой дочери. Да ещё и в исполнении бедной девушки, к которой вы, Жодор, не сомневаюсь, приставали, за что и схлопотали своё наказание. Итак, вы хотели навредить моему единственному шансу избавиться от проклятия, а я обязан сейчас броситься вам на помощь?
Жодор сглотнул. Он попытался устроиться на стуле, но хвосты вели себя, как два совершенно автономных существа, к слову, спорящих между собою. Сагрон с удовольствием наблюдал, как медленно утончается и обвязывается вокруг стула первый хвост — очевидно, проклятие сопротивлялось всем попыткам избавиться от него.
— К тому же, насколько мне известно, этот отросток изначально был один. Проклятие прогрессирует? Или, может быть, вы в который раз нарушили ограничивающее условие? С кем же? Очень интересно знать, какая именно несчастная женщина соблазнилась на ваш гадский хвост.
Жодор вскочил, и стул с грохотом дёрнулся за ним. Хвост гордо поднял предмет мебели, помахивая им, словно флагом, и Сагрон уже не смог сдержать даже не смешок, а громкий хохот.
— Вы должны мне помочь! Это невыносимо! — возопил Ольи. — Это издевательство над мужчиной! Она должна терпеть всё тот же дискомфорт! Я читал эту диссертацию, будь она неладна, и проклятие — двустороннее!
— Это означает лишь одно: ваша супруга вам верна, — Сагрон указал Жодору на дверной проём.
Тот, гордо вскинув голову, прошествовал к выходу — но хвост в последнее мгновение вывернул стул так, что он встал поперёк и не позволял выйти. Жодор почти что бежал на месте; его второй хвост отрастил себе зубы и, кажется, собирался укусить собственного владельца.
Ольи взвыл, но Сагрон без капли жалости лишь ударил легонько стул, превращая его в пепел — и несчастный доцент пролетел аж до следующей стены, впечатавшись в неё носом.
Где-то на коридоре громко загоготали студенты, а Дэрри, потеряв бдительность, не успел закрыть дверь. Энниз — ждала она его, что ли, — проскользнула внутрь, как самая настоящая змея, и уселась на краешек стола, закинув ногу на ногу. Длинный разрез её платья обнажал ноги, кажется, сверх меры приличия, и женщина кокетливо улыбнулась ему, покачивая соскальзывающей туфлей, такой же алой, как и её наряд или волосы.