— Я благодарен тебе за честность и искренность, — отозвался Арьян, и как мне показалось, даже склонил голову в знак благодарности, чуть ослабив свои объятья. — Я сдержу свое слово в отношении благородной смерти.
Он поцеловал меня в висок, осторожно отпуская и выходя на поляну, раскинув руки и приглашая этим начать бой. Неравный. Быстрый. Потому что каждый из тех, кто был на поляне, отчетливо понимал, что нет такой силы в человеке, которая способна победить медвежью кровь, что текла в теле Зверя.
Мужчина сделал выпад неловко и затравленно, вовсе не походя на бравого воина, который способен своей храбростью и великодушием тронуть сердце, пока внутри меня из самой острой боли росла ярость.
Он не достоин умереть так! Такая честь не может быть дана тому, кто убил беззащитную женщину, нуждающуюся в помощи и покровительстве!
— Не достоин! — зарычала я, видя, как полыхнули понимаем глаза Арьяна, и он просто схватил его за обе руки буквально распластав в разные стороны, когда я подхватила брошенный кинжал, ринувшись вперед, чтобы воткнуть его прямо в грудь мужчины.
Мои пальцы не дрожали, и в груди не было щемящего чувства вины за то, что я лишаю жизни человека. Я хотела, чтобы испепеляющая, едкая, удушливая боль в груди затихла хоть на секунду и перестала бы мучить мой мозг, в котором слишком отчетливо и правдоподобно разверзались картины того, что произошло с моей мамой!
Самой светлой, доброй и честной женщиной из всех, кого я только встречала на своем пути!
— Она не была виновата ни в чем!!! — закричала я в лицо мужчины, чей рот округлился в немом крике, а глаза распахнулись, постепенно теряя блеск жизни. — Моя мама ничего не знала! Если и был кто-то проклят, то только отец, но за дело!!! За грех, который он совершил, поддавшись своей алчности!!! Будь ты проклят!!! Будьте прокляты вы все!!!
Мужчина захрипел, из его рта вытекла кровь и глаза закатились, а я разрыдалась, тут же оказавшись в крепких объятьях Арьяна под вой волков, которые будто тоже могли почувствовать все мои страшные раздавливающие эмоции. И разделяли их.
Всего за долю секунды мы оказались дома. В нашем маленьком странном лесном раю, где не было место никому, кроме нас двоих, а страх и ужас остались за его стенами…только легче мне не становилось.
Я старалась выбросить из головы то, как видела смерть моей мамы!
Если бы мысли можно было закрыть руками, подобно глазам, опуская их в мрак и покой, чтобы не выть и не кричать в горячую кожу о том, что все было поздно и маму было не спасти!
Арьян обнимал меня, гладил руками и молчал.
Он не говорил, что все будет хорошо, что все это скоро пройдет, оставаясь честным и правдивым, даже в этом. Просто был рядом, впитывая в себя мои эмоции и деля мою отчаянную боль пополам, когда мир снова раскололся и сгинул во тьме в тот момент, когда мне только начало казаться, что жизнь налаживается и все может быть по-другому…
Разве чувство этой потери сможет когда-нибудь пройти?
Разве я научусь дышать и глотать слезы каждый раз, когда буду видеть светлый и нежный образ моей матери?
Такая боль не проходит.
С ней можно только научиться жить. Постепенно, шаг за шагом, по тонким осколкам памяти и прошлого. Оставляя кровавые следы в настоящем, где больше не будет ее теплых рук и добрых глаз, в которых всегда теплым ровным светом горела ее материнская безграничная любовь.
Не было ничего страшнее, чем понимать, что ничего уже нельзя вернуть, чтобы спасти ее…
Ведь если бы я только знала о том, что маме удалось бежать! Если бы только почувствовала, что ей нужна помощь — я бы отдала себя Зверю добровольно, умоляя только об одном, чтобы он спас маму!
…теперь я знала, что он бы не отказал мне.
Я еще долго не могла успокоиться, пока не уснула, совершенно выбившись из сил, окутанная жаром тела Арьяна и его заботой, которую люди не могли бы себе даже представить.
Жаль, что даже сон не смог помочь мне, я проснулась такой же разбитой и подавленной, чувствуя, что черная дыра в моей сожженной душе становится только больше.
Арьян лежал рядом со мной, обнимая все так же крепко и кажется не смыкая своих ярких глаз всю ночь, когда я повернулась к нему, положив голову на мощную грудь, чтобы слышать, как стучит его благородное чистое сердце, пытаясь, чтобы и мое сердце стучало в такт с ним.
— …нужно рассказать Черному обо всем, — прошептала я, только сейчас вспоминая все те слова, которые говорил тот проклятый.
Ладонь Арьяна опустилась на мое плечо нежно, но, как всегда, согревая своим жаром куда больше, чем огонь в печи.
— Все, что видели и слышали волки, знает и Черный. Они его глаза и уши, как бы далеко он сам не был.
Я кивнула в ответ, задумавшись над тем, что все это не было случайностью.
— Ведь это снова они? Выродки Перуна? Те, кто подговорил моего отца убить твоего отца?
— Думаю, что да.