Зверь пошатнулся, словно все его существо рвалось ко мне, но какая-то неведомая сила тянула назад.
Это сила воли. Огромная, нерушимая, ломающая его раз за разом.
Вот и сейчас Зверь отшатнулся назад, ударяясь спиной о дверь, и глухо выдохнул, прежде чем вывалиться за порог:
— …принесу еще дров.
Я покосилась на угол, нервно хмыкнув, потому что дров было на пару дней вперед, а то и больше.
Но я была благодарна ему за то, что он сдерживался и дал мне возможность вымыться в одиночестве, чем я и занялась поспешно и немного нервно, каждую минуту прислушиваясь к лесу, даже если уже поняла, что я его все равно не услышу.
Странно и загадочно, но при всей своей мощи и огромных габаритах Зверь был совершенно бесшумным.
Но по мере того, как я смывала с себя кровь, гарь и тошнотворный ужас пережитого дня, наслаждаясь теплой водой, которая ласкала и словно заживляла раны благодаря действию травы, все-таки боль становилась все более отчетливой и горящей.
К тому моменту, как я с трудом отмыла волосы и вылезла из воды, бросив остатки платья в полыхающий огонь печи, как последнее напоминание о своей прошлой жизни, я ощущала каждую рану на теле, настолько отчетливо, что едва сдерживала стон.
Это было просто ужасно!
Все царапины, оставленные руками людей, все синяки и ссадины от их ударов, каждую трещинку на губах, и обожженные ступни.
Колдун был прав. Рада умерла в том огне, оставляя в прошлом все, на что надеялась и к чему стремилась из последних сил. И теперь рождалась новая девушка, через кровь, боль и страдания, у которой даже не было имени.
Ни имени, ни рода, ни прошлого.
Не было теперь даже одежды, как положено новорожденной.
Поэтому, когда Зверь вернулся на удивление чистый и мокрый, бросив быстрый сосредоточенный, но все еще горящий взгляд на меня, лежащую совершенно обнаженной под покрывалом, часть которого была отрезана мной на платок, я смущенно пробормотала:
— …кажется, теперь мне понадобится одежда.
Я не была уверена, что Зверь услышал меня и понял, потому что его огненный взгляд скользил по мне и тело напряженно застыло, когда он выдохнул рвано и судорожно, быстро кивнув:
— Хорошо. Думаю, я смогу найти что-нибудь в дальней деревне.
От его взгляда я ощущала себя даже не прикрытой.
Словно он видел меня нагой, как бы я не пыталась прятаться за покрывалом.
От этого кровь начинала носиться по венам истерично и судорожно, разнося жар, который Зверь конечно же чувствовал.
К его чести, он держался просто идеально!
Не рычал, не кидался, не пытался даже заговорить, только чересчур сосредоточенно теперь убирал куш, и снова бросал дрова в огонь, чтобы тепла хватило на ночь.
Это была первая ночь, которую я проводила рядом с ним!
Те прошедшие восемь не считались, потому что я была не в себе и совершенно ничего не помнила.
— …где ты спал предыдущие ночи? — тихо просила я, не в силах сдержать внутренней дрожи и снова этого липкого смущения, когда Зверь вернулся в дом, выглядя теперь явно слегка растерянным. А еще очень возбужденным.
— Рядом с тобой, — глухо и хрипло отозвался он, на что кровь отхлынула от моего лица, а он быстро добавил. — Я лягу на полу. Или могу уйти на улицу, если ты хочешь.
Я молча покачала головой в ответ, видя, как в его глазах полыхнул этот неприкрытый восторг, от которого у Зверя перехватывало дыхание.
Но я на самом деле не хотела, чтобы он уходил.
Слишком свежа была память о пережитом ужасе.