Даже если он не спрашивал, я робко кивнула в ответ, сжавшись скорее по инерции, чем от страха, когда Зверь поднял меня на руки прямо в шкуре, в последний раз кивнув охотнику в знак благодарности и просто пошел вперед через полуразрушенную деревню, в которой теперь стояла мертвая тишина, лишь только костер догорал и трещал в стенах моей темницы, взметаясь в небо раскаленными угольками.
Здесь догорала моя старая жизнь.
Мои разбитые мечты на спасение.
И от этого на душе было пусто, но уже не страшно.
Теперь я видела собственными глазами и силу Зверя, и его заботу, которая заставила меня задуматься. О многом.
Он просто шел вперед, держа меня у груди и прижимая к себе осторожно и даже как-то трепетно, словно боялся потревожить даже самую мелкую ранку на теле, боялся, что боль проснется и завопит, когда я понимала, что действие дурмана колдуна не продлиться вечно, и настанет страшный час, когда я почувствую сполна все.
— Ты ранен… — прошептала я, вспоминая, как кровь Зверя струилась по его мощной спине, и подумав о том, что его боль явно не была заморожена, как моя.
— Раны не смертельные. Все заживет.
Видимо боясь, что мои ступни достанут до снега, мужчина приподнял меня выше, когда теперь я могла видеть из-за его плеча удаляющуюся деревню с разрушенными ограждениями и вытоптанным волками снегом вокруг.
Стало не по себе. Столько следов!
Казалось, что их здесь были не сотни, а тысячи! И все они ходили кругами в ожидании команды от своего вожака, того самого огромного черного волка, который ломал кости своими зубами, даже не напрягаясь. Такой же большой, мощный и завораживающе-ужасный, как и Зверь в своем зверином обличии.
Теперь же их не было видно, словно волки растворились в ночи, не оставив после себя следов в лесу.
Я не решалась спросить Зверя обо всем этом, потому что впервые чувствовала стыд и раскаянье.
Если бы я осталась дома, то ничего этого сейчас не было!
Люди были живы и продолжали рассказывать страшные сказки о чудовище.
Я была бы цела…Зверь не был бы ранен.
Он молчал всю дорогу, ни разу не поморщившись от боли, даже когда я увидела, как он оставляет за собой кровавые следы на снегу, вспоминая, как он кинулся за мной прямо в пламя по раскаленным камням, спалив ступни до крови.
Стыд и что-то еще более глубокое и болезненное вспыхнуло внутри меня, когда я видела его кровь, понимая, что причиной этого всего стала я и моя самоуверенность.
Внутри было больно, когда я хрипло выдохнула:
— Почему ты не ругаешь меня? Не кричишь? Ведь это я виновата в том, что случилось!
Зверь повернул голову так, что наши носы почти соприкоснулись, а дыхание сошлось где-то в одной точке, заставляя меня впервые смутиться.
Он прикасался ко мне и до этого, гораздо откровеннее и горячее, но никогда еще я не видела его глаз настолько близко, вдыхая в себя его дыхание и не пытаясь отшатнуться.
Нет, он не был зол.
Его глаза были наполнены зимним солнцем и блестели как-то совершенно по-особенному, когда Зверь чуть улыбнулся лишь кончиками губ, приглушенно проговорив:
— Это был урок для нас обоих.
И в этом он был тоже прав.
Ведь он чувствовал все то, что терзало меня изнутри, но даже сейчас не пытался умничать или говорить о том, что мне следовало послушать его и просто остаться в доме. А это сводило меня с ума, заставляя метаться внутри все сильнее и сильнее.
Он был моим врагом! Мучителем! Тем, кому я должна была отомстить!
Но он был моим спасителем и учителем в жизни, о которой я ничего не знала…
Больше я не пыталась заговорить, притихнув и даже начиная постепенно узнавать дорогу по мере того, как Зверь приближался к дому.