Пока я не представляла, где это находится и что в этом лесу, но понимала, что в минуты страха и смерти дядюшка говорил о нем неспроста.
А еще упоминал каких-то «выродков Перуна».
Не слишком дружелюбно и явно обвиняя в том, что они были причастны к этой истории со зверем.
Мне бы только выбраться из этого дома, а там я бы придумала, как найти ответы на все вопросы!
В конце концов, теперь мне уже было нечего терять.
Не в силах успокоиться, я ходила из угла в угол, позабыв про сон, даже если тело было еще слабым, постоянно прислушиваясь к звукам спящего леса, но как бы не ждала его, а все равно вздрогнула, когда монстр появился на пороге, осторожно закрывая за собой дверь и видимо думая, что я сладко сплю.
Но увидев меня, застывшую посреди домика, его брови удивленно изогнулись, а в глазах вспыхнул восторг, какой бывает у ребенка, что загадал самое заветное желание и вот оно сбылось.
— Я не тебя ждала, — сухо отозвалась я на этот взгляд, скрипнув злобно зубами, когда губы монстра дрогнули в улыбке, и он прошагал вперед, как всегда, сгибаясь, чтобы не снести головой крышу, ставя на угол печи небольшой мешок, и чуть кивая:
— Не думал, что соль заставит тебя так волноваться.
Я только фыркнула в ответ, прошагав до мешка, и первой заглядывая в него, признаюсь, не без интереса, потому что в нем явно было что-то еще.
Подумать только, он потратил целую ночь, но на самом деле раздобыл мешочек соли, а вместе с ним еще мед, какие-то пряные сушеные травы, очередные тарелки, в этот раз плоские и мешок муки.
— Ты сказала, что соль белая и сыпучая. Подходит и то, и другое.
— Это мука.
Странно было понимать, что, обладая внешностью человека, речью и ясным взором, монстр на самом деле не представлял совершенно ничего об укладе жизни простых людей в деревнях.
— Из нее пекут хлеб и разную выпечку, — я запрокинула голову вверх, глядя в его лицо и замечая, как он только пожал плечами, явно давая понять, что никогда не пробовал ни то, ни другое.
— Взял все, что нашел в кухне ближайшего дома, — как всегда довольно скупо пояснил монстр, глядя на меня с высоты своего роста с большим интересом, пока я перекладывала льняные мешочки, заглядывая в каждый из них и раскладывая по разным углам: крупу — отдельно, соль — отдельно, муку — тоже.
— Это все добавляют к мясу?
— Не все сразу. Можно испечь лепешки, сварить кашу.
Нет, он не понимал, о чем я говорю, только рассматривал все, иногда протягивая руку, чтобы потрогать сильными длинными пальцами какой на ощупь был каждый мешочек, запоминая его по тактильным ощущениям и больше всего по запаху.
А еще явно собираясь учиться готовить, не говоря ни слова о том, что женщиной в этом доме была исключительно я, и это входило в мою святую обязанность, чем немало удивлял и, наверное, в какой-то степени даже смущал меня.
— Ты никогда не пробовал ничего из этого?..
Монстр молча покачал головой, заглядывая в мои глаза с какой-то странной эмоцией, словно ему нравилось то, что он чувствовал сейчас, отчего его огненные глаза сияли не привычным обжигающим огнем, а теплым ровным светом, который может согреть, не причиняя вреда.
— Чем же тогда питался все это время?
— Зверям не нужно ничего кроме мяса.
Хотелось поморщиться от тех картин, которые пронеслись в моей голове, где он ел, словно хищник — сырую живую плоть, отчего то не сомневаясь, что так оно и было на самом деле.
— Ты никогда не жил среди людей?
Я отступила от него назад, замечая, что его ноздри снова затрепетали и зрачок ожил, словно он уловил что-то вкусное для себя во мне, что, впрочем, уже не было неожиданностью.
— Не люблю людей. Они лживые, — отозвался монстр приглушенно, вслед за мной делая шаг вперед и явно не собираясь отпускать мысль, которая крутилась в этой хищной голове и начинала меня откровенно пугать тем, как он крадучись приближался ко мне теперь, делая это так, словно пытался загнать в ловушку и накинуться. Снова.
— Никогда не говорят правду. Обижают тех, кто слабее их. Жестокие и ради собственной выгоды совершают поступки, которые никогда бы не пришли в голову зверям.
— Стоит напомнить, что я тоже человек? — выгнула я бровь язвительно, глядя только в его глаза, где огонь разгорался хоть и медленно, но весьма целенаправленно и я боялась, что сама подлила масла в его жар.