— Боже… какой хорошенький, — протягивает нежно и выуживает мелкого тощего котенка. Поднимает на уровень лица, чуть крутит: — Верст, ну скажи, что он миленький… На тебя похож.
— Лер, — запинаюсь, — бл***, мне нечего сказать. Я… тощий, облезлый…
— Дурак, ты, Селиверстов. У него глаза серые, как у тебя. Давай возьмем, а?
Не люблю живность. У нас и дома никого нет. Как-то в детстве были и кошки, и собаки, но… после их смерти больше никого не хотел. Слишком переживал, ведь терять тех, к кому прикипаешь — жутко больно.
— Хре'” мысль, — резюмирую сухо.
— Игнат, — умоляя, хлопает ресницами Лера и делает щенячий взгляд. — Прошу…
Обещал сегодня праздник… Назвался груздем — полезай в кузов! Недовольно киваю:
— Только не надейся, что я с ним буду играть или что-то убирать за ним. А еще, не дай бог, какую-то мою вещь испортит!
— Он будет паинькой, — мурчит Лера и одаривает меня жгучим поцелуем. — Это твой новый дом, — тянет ласково, только оказываемся в квартире. Присаживается и котенка опускает на пол: — Ну же, смелее, — легким шлепком побуждает шагнуть.
— Бл’**, ты ему еще зад вылижи, типа мамка, — давлюсь сарказмом, не выдержав душещипательной картины. — И вообще, я кушать хочу! — заявляю мрачно, не в силах наблюдать сюсюканье. Я бы пендаль для ускорения прописал.
— Игнат, мы же только из кафе! — недоумевает Лерка.
— И? — не понимаю к чему клонит.
— Хорошо, — шумно вздыхает подруга и тотчас умилительно: — Ой, Верст пописал!
Бросаю удивленный взгляд на свой пах и ноги:
— Да нет вроде, — резюмирую сухо. — Еще года в три научился справлять нужду, куда положено.
— Да я не о тебе, — отступает Ионова, открывая обзор на тощего уродца, который с брезгливым видом отходит от лужи, чуть ножкой встряхивая.
— Ты, — запинаюсь, — назвала ЭТОГО, — коротко головой указываю на ссыкуна, — Верстом?
— Угу, — довольный кивок.
— Мне это совершенно не льстит, если не поняла, — добавляю строго. — И с какого перепугу решила, что это кот?
— Он такой милый… не может быть девочкой, — хмурится Лерка.
— Убийственная логика, — соглашаюсь колко.
— Ладно, иди вещи в комнату отнеси, — благоразумно уходит от назревающего скандала Ионова, — а я придумаю поддончик вместо туалета для котенка. Ну и тебе покушать.
— Лучше в другом порядке, — бурчу, перешагивая лужу и ступая в комнату. — Я главный нарцисс, и не желаю, чтобы внимание, которое привык получать, доставалось другому. Бл***, Верст… — чертыхаюсь, сгружая пакеты возле шкафа.
Когда возвращаюсь в коридор, следов тощего уже не видно — Лерка прибрала. Снимаю куртку, мою руки, иду на кухню, где Ионова готовит ужин. Сажусь — подруга так передо мной пишется, что хмыкаю:
— Ты решила меня на трахательную диету посадить?
— Почему? — невинно хлопает ресничками, явно понимая, о чем говорю.
— Да я еду просил, а ты… эротическую прелюдию устраиваешь. Горишь?.. — А вот это уже льстит. Даже руки чешутся проверить догадку.
Лерка поворачивается, подпирая задницей разделочный столик возле плиты, всем видом показывая, что не против досрочного "десерта", как между нами с тихим скрипучим "мяу", шаркая когтями по ламинату, нет-нет, да и поскальзываясь, вклинивается рыжее недоразумение.
— Ой, — вновь становится идиотским голос Ионовой, а лицо чокнутой мамаши, умиляющейся своему чаду. — Он тоже кушать хочет.
— Бл***, я жрать хочу! И трахаться хочу, — не скрываю злых эмоций. — Обо мне думать нужно… Тощий блохастик переживет, он рожден в жутких уличных условиях, а я нет! Привык к вниманию, уюту, ласке…