Он агрессор… Выбрал меня жертвой и доводит.
Черт! Я сильная! Я пережила подростковый возраст, когда молчала и терпела! Не позволю надо мной насмехаться! Не позволю себя обижать! Не позволю задвинуть в угол и… уничтожить.
Я не жалкая… Я не хомячок!
***
Время идет сравнительно спокойно. Майские праздники пролетают незаметно, и приятной неожиданностью становится новость, что никто больше не заикается о мерзком слушке. И даже больше — в лабораторию подброшена записка: «Прости!»
Грешным делом думаю на Селиверстова, но глупую мысль развеивает Антон:
— Cepera с четвертого экономического. Он был свидетелем вашей с Игнатом перепалки возле столовки, ну и…
— Блин, ему делать нечего было? — хмурюсь, еще раз всматриваясь в единственное слово на тетрадном листе. — Мы с ним даже не знакомы, с чего гадости разносить?
— Фиг знает, — пожимает плечами Ярович. — Но лицо его говорило о том, что он провинился и раскаивается.
— Да ты что? — не сдерживаю смешка. — Значит, там больше написано, чем,
— машу листом, — здесь?
— Уж точно, — хмыкает Тоха. — Такая сине-фиолетовая надпись, с зачатками зелени…
— Что? — недопонимаю юмора.
— Ерунда, — отмахивается друг, склоняясь над микроскопом.
С расспросами больше не лезу — работы много, но уже на выходе из универа понимаю, на что намекал Антон. Признаться, я не в курсе, кто такой Серега, но парня, который при виде меня так шарахается в сторону, что чуть с лестницы не валится, нельзя не заметить.
Можно сделать вид, что не обращаю внимания, да и отношения ко мне никакого парень не имеет, но шушуканье, летящее со всех сторон, и колючие взгляды студентов дают ощутить себя главной виновницей случившегося с ним. Ему здорово досталось, и даже на миг жаль его становится, но вряд ли морду бьют от нечего делать! Значит, было, за что…
Думать не хочу, как это случилось. И уж тем более — кто постарался.
Самоустраняюсь! В следующий раз не будет языком зазря трепать!
Игнат
Неделя проходит довольно спокойно, если не считать загульных майских праздников. Тренировки тоже не особо обременительны, наоборот, помогают хоть как-то отвлечься от самобичевания. На волейболе в универе с Иркой не встречаюсь: мужские и женские команды собираются в разное время — и это радует. Просто не знаю, что сказать при встрече, да и пока не разработал тактику общения и поведения с соседкой.
Еще настроение омрачает тот факт, что приходится соврать матери, мол, моя тачка в ремонте… Она отдает мне свою. Скромненькую, но машину! Поясняя, что крайне редко куда выезжает, а мне нужнее. Но в обмен я обязан продукты закупать, ну и в редкие моменты по делам в город ее отвозить.
Потом спрашивает про квартиру… Рассказываю, что Славка вернулся. Мама заметно напрягается — она в курсе, что друг был «не чист», и очень переживает за меня.
Славка Моржов названивает все настырней и назойливей, делая мрачным и без того не праздничное настроение. Слишком навязывается! Я и так с ним вожусь по возможности достаточно часто, но то, что он надеется вновь стать важной персоной в моей жизни, откровенно напрягает. Это просто невыполнимо! У меня, в конце концов, своя жизнь!
После очередной тренировки еду домой без предупреждения. Ближе к ночи.
Мама удивительно улыбчива и приветлива, словно случилось что-то хорошее, и она в приподнятом настроении. На вопросы отмахивается, мол: «Тебе рада. В кои-то веки ты дома…»
Я не верю! В душу закрадывается недоброе предчувствие.
Мамка прям светится счастьем — так женщины расцветают, лишь когда влюблены.
Становится не по себе, но молчу. Бл*”, не хватало еще какого-нибудь урода дома наблюдать! Нет нормальных мужиков — все козлы, да сволочи. Это знаю не понаслышке — сам такой. Рано или поздно мамке больно сделают. Вот как потом на нее смотреть? Я ведь ее боль, как свою воспринимаю…
— Перекантуюсь несколько дней? — уточняю тихо, не сводя пристального взгляда с мамы, сканируя реакцию.
— Игнат, что за глупости? — возмущается праведно матушка. — Опять то же самое — это твой дом!