— Не пей больше, — хохотнул брат-близнец, — хорошуля таких мест-то не знает.
Субботний учебный день закончился быстро. Было всего две пары. Одногруппницы уже ставки делали, приедет сегодня за мной «красавец на крутой машине», или я попрусь на остановку. Я в этом участия не принимала. На все вопросы только улыбалась. Преподаватель по латыни дал нам задание и начал бродить по аудитории во время пары, и вроде как случайно, выглянул в окно.
Най расхохотался. Я надулась. Не нравится ему, как я пою… сам-то не умеет вот и завидует. Я показала обоим язык и улыбнулась. Потом и вовсе развлекала мужчин своим вокалом.
— А он и не уходил. — Сумман допил свою минералку и слез с высокого барного стула.
Странные они какие-то… зато Сумман назвал меня куколкой… так, сотри эту глупую улыбку с лица, сотри я сказала!
— С ума сходишь? — громогласно прокричал Аластор из соседней комнаты.
— Да так… — Уселась я на скамеечку. — Не поняли мы друг друга, а ты чего такой веселый?
— Какое и куда? — Он даже с шага сбился от удивления.
Стесняется… не привык с девочками… э, дорогая ты уже давно не девочка. Короче, засмущала я Сережу.
— Циник, — покачал головой однобровый и взял протянутую конфетку в пестром фантике — но бить тебя сейчас нельзя… Кисуня же наверняка над каждой царапиной и синяком горестно вздыхать будет. У тебя может и нормальные чувства, а у нее отчасти материнские.
— Что? — недовольно спросил Сумман. — И только попробуй проговориться, что я тебя на диван пустил.
Я смахнула очередную слезинку. Никому я не нужна отныне. Посмотрела в окно. Падал тихий пушистый снег. Обожаю снег. Раз никто не хочет идти гулять со мной. Я пойду одна.
«Найди согласие с собой… сама себе признайся. Разговор окончен», — можно сказать, зло ответил Лилейный.
— Надо же, — удивился Сумман, — хулиганка, специально поставила рядом свою чашку.
— Умница, — чуть улыбнулся он, — значит, шок уже прошел. Да, мой знак лилия, а твой — калла.
— Голос сорвешь, — спокойно сказал он на это, — не хотел я над тобой издеваться. Просто так все вышло. То, что я тебя увидел и вида не подал, так то твоя заслуга. Ты же сама недовольна, если я появляюсь у твоего института или около дома.
— Да ладно, — усмехнулся Анайдейе, — не такой уж ты и несносный.
— Я тебя расстроил своим вопросом? — спросил он, обняв меня.
— «Вот и все, я тебя от себя отлучаю…», — пропела я, судорожно всхлипывая — «… унижаться любя не хочу и не буду… я забуду тебя, я тебя позабуду… ты приносишь беду, ты с ума меня сводишь… только, как я уйду…», — еле наигрывая мелодию, пела я.
— Почему летом? — удивилась я. — Мне восемнадцать исполнится зимой.
— Распутники, — шутливо произнесла я.
— Думаешь, у меня к ней отеческие чувства и все продиктовано желанием оберегать и защищать?
— Я не такой уж собственник, — он крепко обнял меня, — но если между вами начнется что-то больше, чем дружба — щелкну по зубам.
— Вроде про все — пожал плечами блондин — может, упустил пару деталей. В процессе выяснится.
Поморщившись, он закутался в шарф, но от шапки отказался и заявил что он вообще-то на машине. Мы спустились вниз. Най уже грел серебристый «Бентли». Сумман скрипнул зубами, но залез на заднее сиденье и всю дорогу молчал. Настроение улучшилось только у Анайдейе. Мне было не по себе. Одно дело кривляться перед друг другом, и совсем другое пытаться обмануть целую семью Лилейных.
«Ты когда домой придешь?» — спросила я у своего ненаглядного.
— Мы?
«Ответь и изволь почивать дальше», — стараясь говорить спокойно, попросил Сумман.
— «И глядит мессир, молчалив и горд, — пела я, глядя на своего блондина, — как ползет огонь с Воробьевых гор». — Он хитро смотрел на меня.
— Да, мне уже давно ничего не помогает, — прохрипел он, — друзья помогли раздобыть это. — Он слабо кивнул на шприц у меня в руках. — Но никто не смог вколоть. Для тебя я никто, и ты сможешь.